Клемень дал за Оленю сорок куньих шкурок и два тяжелых золотых браслета-запястья, украшенных малиновой шпинелью. Ни за одну невесту в их сельце испокон веков не давали столько, сколько дал могучий охотник за сироту бесприданную!
…А как кричала она, когда стаскивал ее Клемень с печки за ноги, когда волок, стиснув намертво, к коням!
И ни одно окно в сельце не зажглось, словно и не слышал никто! А старостин-то дом ближайшим был, и все те мгновения, пока валил ее Клемень, связанную, поперек седла, Оленя ждала, что вот-вот выскочит Искорка из дома с луком и колчаном, и полетят в похитителя стрелы каленые, с какими Искорка на медведя ходил!
Нет, не выскочил… Не услышал. Или просто слышать не хотел?
Через месяц женился Искорка на Марше, взял за ней богатое приданое и остался жить в доме Поплеши, спать на простынях, вытканных Оленей, носить рубахи, сшитые Оленей, полотенцами утираться, Олениными руками вышитыми!
Плакала Оленя, когда резал ей Клемень косу под корень. Плакала, когда свекровь, с перекошенным от недовольства лицом (как же: взял сынок большухой в дом безродную да бесприданную!), повязывала ей поверх берестяного оглавья узорчатый плат. Весь первый год проплакала Оленя, пока не родилась у нее дочка: счастье живое, улыбчивое!
…Может, и любил Клемень Оленю, да только ни ласковым, ни добрым он быть не умел. А вот свекровь да сестрицы-золовушки возненавидели ее с первого же взгляда! Свекровь считала, что Оленя совсем Клеменя не достойна, сердилась, что Оленя все время плачет, счастья своего не ценит, да и мужа — хоть и слушается, но не любит! А золовушки злобились на красоту Оленину. Пять их было у матушки — Беляна, Зоряна, Голуба, Улыба и Полюба — все пять, как и братец, в матушку удались: рослые, плечистые, с грубыми лицами. Три старших хотя бы мужей себе нашли, но к ним парни не за любовью тянулись, а за приданым, и всех троих зятьев пришлось к себе на двор брать, потому как у самих парней — ни кола, ни двора, некуда ни коня привязать, ни жену молодую привести… Вот и злобились Беляна, Зоряна и Голуба на свою красавицу-невестку: за нее-то Клемень знатный куш отвалил, ее-то в свой дом хозяйкой привел, она-то могла себе позволить поупрямиться, да так, что силой увозить пришлось! А младшие, Улыба и Полюба, еще больше ненавидели Оленю: за то, что даже те редкие искатели, кто еще забредал на их двор, забывали при виде Олени, зачем пришли сюда, а когда вспоминали да начинали сравнивать… Все реже и реже захаживали женихи на богатый двор Клеменя, а Улыба и Полюба в грядущем одиночестве своем винили Оленю и, как могли, старались на ней, безответной, отыграться!
Покуда Сладушка не родилась, Оленя мало внимания обращала на гнев новой родни. Покуда одна томилась среди чужих недобрых людей — все равно было: жить или умереть, потому как счастья без Искорки ей не виделось. Но когда дочка на свет появилась — другое осмысление жизни пришло! Появилась и цель: Сладушкино счастье. Хотелось, чтобы Сладушку любили все: отец, тетки, бабушка. Чтобы вся жизнь Сладушки была светлым праздником! Чтобы не приближалась к ней Доля Горькая в дырявом корыте…
Ласкова стала Оленя ко всем, покорна да услужлива. Кротостью, послушанием, работой от зари до зари старалась заслужить доброе расположение домашних. Да куда там! Быстро избаловались свекровь с золовушками, сами уже на Оленю все валили — самое трудное, самое грязное — ни минуты отдыха не давали, да еще и покрикивали, да ругали пуще прежнего.
Недоволен был Клемень, что не сына первенцем родила ему Оленя, и другие за ним тоже недовольны были. Безрадостным оказалось Сладушкино детство.
У Беляны и Зоряны — по сыну, а у Голубы — даже два! Здоровые, крикливые, драчливые! Дразнили они Сладушку, обижали, случалось даже — поколачивали. С безмолвного одобрения матерей… А Оленя — целые дни за работой — когда успеет заметить и прогнать мучителей, а когда и нет! А Сладушка редко жаловалась. Плакала, забившись в уголок… По синякам, по носу разбитому да по растрепанной косице только и видела мать, как «добры» к Сладушке двоюродные братцы. И что могла она сделать? Мужу пожаловаться? Клемень так считал: коль не смог защититься — сам и виноват! Кто сильнее, тот и прав… И всю свою жизнь по этой заповеди строил, благо, силушки было не занимать! Самой наказать зверенышей, за уши отодрать? Попыталась раз… Так золовки налетели, как коршуницы, избили Оленю и в чулан затолкали, а уж без нее и Сладушке досталось! Было бы куда уйти — ушла бы, увела Сладушку, работала бы, не покладая рук, — прокормились бы, всех земля кормит, только трудись! Да уйти было некуда: кто ж примет ее, кто ж с Клеменем будет ссориться? Вот и приходилось самой терпеть и дочку терпению учить. Что ж еще, раз такая им Доля досталась, Горькая!