Полежав на воде, глубоко вдыхая и выдыхая воздух, словно накачивая себя кислородом, как это делали его приятели — ловцы жемчуга на море Вилайет, Конан сделал последний вдох и нырнул. Перед его глазами промелькнули белые меловые полосы — следы сезонных и многолетних колебаний уровня воды в озере, свод галереи, терраса под ним, — и, наконец, Конан скользнул в мрачный, полузаросший водорослями коридор. Не останавливаясь, чтобы убрать их с дороги, Конан мощными гребками продвигался вперед вдоль изогнутого потолка коридора; неожиданно его руки наткнулись на какое-то препятствие. В полумраке туннеля Конан наполовину разглядел, а частично на ощупь определил, что перед ним решетка — восемь-десять металлических, сильно изъеденных ржавчиной прутьев, расходящихся веером из одной точки пола коридора к его своду.
Прутья решетки были расположены довольно широко, и стоило лишь немного изогнуть один из них, чтобы в образовавшуюся прореху мог пролезть человек даже таких внушительных габаритов, как Конан. Киммериец уперся ногами в стену коридора, обхватил ладонями один из прутьев и уперся в него плечом. Словно вставая с большим грузом, Конан напряг ноги, одновременно толкая вперед руки. Решетка подалась, прут стал изгибаться, но когда он ослабил усилие, намереваясь примериться к образовавшемуся отверстию, то с ужасом обнаружил, что изгибаемый им прут продолжает свое движение. Зашевелились и другие прутья решетки. То, что Конан принял за металл, оказалось живой плотью — щупальцами какого-то подводного чудовища. Погруженная в спячку паукообразная тварь, покрытая крепкой, как камень, чешуей, очнулась и поспешила воспользоваться самоубийственной неосторожностью столь крупной и редкой добычи. Два светящихся круглых глаза, не выражающих никаких эмоций или чувств, кроме голода, уставились на человека из центра клубка щупалец. Четыре оканчивающиеся крючьями короткие лапы шевелились у приоткрытой пасти, готовые намертво вцепиться в добычу и медленно подтаскивать ее к усеянным мелкими зубами челюстям.
Конан передернулся от ужаса и омерзения и попытался проскользнуть между длинными щупальцами. Но, проникнув за то, что было принято им за решетку, он оказался в западне: второй ряд похожих на ржавое железо конечностей паука преградил ему путь. Одно из щупалец, подкравшись сзади, незаметно обхватило стопу киммерийца. Пытаясь освободиться, он не заметил, как еще два обвились вокруг его тела. Конан, дотянувшись до кинжала и вытащив его из-под придавившего ножны щупальца, изо всех сил ткнул клинком в чешуйчатую шкуру. Бесполезно. Лишь кончик кинжала смог проникнуть между крепкими, как камень, пластинами, причинив подводному пауку боль, сравнимую с комариным укусом для человека. Словно в раздражении, чудовище лишь крепче сжало кольцо уколотого щупальца.
В мозгу Конана пронеслась страшная мысль: чудовищному пауку вовсе не обязательно было разрывать добычу на куски, чтобы умертвить ее, или жрать ее живьем. Стоит продержать человека в объятиях щупалец еще считанные мгновения — и все будет кончено. Конан уже чувствовал, как горят его легкие, как сводит судорогой горло, как быстро уходят силы и появляются первые круги перед глазами. Лишь несгибаемая воля и подсознательная готовность бороться за свою жизнь, пока не остановится сердце, заставляли киммерийца продолжать попытки вырваться.
Отчаянными усилиями человеку удалось вытащить паука из его логова и даже протащить чудовище за собой на пару ярдов вперед. Здесь Конан почувствовал, что потолок над его головой уходит вверх. Нашарив грань свода коридора, он по самую рукоятку сунул кинжал между двумя камнями источенной водой кладки, из последних сил уперся в стену и, действуя рукояткой как коротким рычагом, попытался вывернуться из губительных объятий…
Ничто, казалось, не было способно заставить чудовище ослабить хватку. Но в этот момент произошло то, чего Конан никак не ожидал и к чему не был готов. Под воздействием мощных усилий, почти судорог тела киммерийца один из камней свода, там, где был вставлен кинжал, вывалился из кладки и, рухнув вниз, на чудовище, потащил паука, а вслед за ним — и человека на дно. Следом за первым со свода обрушился целый град бесшумно и медленно падающих на пол коридора каменных блоков свода. Последнее, что успел заметить Конан, — это опускающийся прямо на него прямоугольник пористого камня и мечущиеся во взбаламученной воде обрывки водорослей. Затем, вместе с вереницей серебристых пузырьков воздуха, силы и сама жизнь покинули его тело.
Глава IX
ЦАРСТВО ИЛЛЮЗИЙ
Преисподняя оказалась мрачным, холодным местом. Конан не раз пытался представить ее себе. Он знал легенды бараханских пиратов о бескрайнем океане смерти, слышал, как умирающие шемиты бредили об озерах неугасимого пламени. Баллады асиров повествовали о ледяной пустыне под черным небом — истинном и вечном доме северного воина и барда. Но конкретно этот посмертный мир — быть может, предназначенный Кромом для самых заблудших душ — оказался беспросветной тьмой на границе жесткого камня, впивающегося в спину, и ледяной воды, омывающей нижнюю половину тела. К тому же в доставшемся Конану аду нещадно воняло сыростью, плесенью и разлагающейся падалью. Прикинув, что к чему, Конан почувствовал некоторое разочарование. Считая себя верным и достойным почитателем Крома, он рассчитывал на более пристойное времяпрепровождение после смерти. Впрочем, поживем — увидим», — подумал он по привычке и усмехнулся. Следующий шаг познания загробного мира заключался в определении своего местонахождения. Судя по всему, киммериец лежал навзничь на каменной лестнице, до пояса погруженный в воду. Набравшись мужества, он попытался пошевелиться, чтобы проверить, подчиняется ли ему его тело. Судя по пронзившей все мышцы и кости ломающей и режущей боли, дюжина демонов уже изрядно потопталась на нем, наказывая за какие-то прижизненные грехи. И все же, сам не веря своим ощущениям, Конан сумел переползти на несколько ступенек, с тем чтобы вытащить из воды окоченевшие от холода ноги. Пришлось ли ему для этого двигаться вверх или куда-нибудь в другом направлении — за это он поручиться не мог. «Кто его знает, как здесь определяются верх и низ», — подумал киммериец.
Передохнув, он набрался сил и решимости, чтобы встать на ноги, опираясь на стену. Приняв вертикальное (вертикальное ли?) положение, Конан решил, что, ввиду отсутствия дальнейших указаний свыше, он имеет право самостоятельно интерпретировать божественный замысел по поводу пребывания его души на том (теперь уже этом?) свете. Лестница, уходящая в воду, не оставляла большой свободы выбора: скрипя зубами от боли, Конан стал взбираться вверх, отдыхая чуть не после каждой ступеньки. Вскоре ступени уступили место гладкому каменному полу. С двух сторон Конан, разведя руки, обнаружил столь же сырые, покрытые слизью плесени стены. Судя по всему, боги пока что не баловали его свободой выбора, предоставив ему право лишь лежать у самой кромки воды или двигаться вперед по темному коридору.
Двигаясь на ощупь, Конан обнаружил, что коридор изгибается, закручиваясь широкой спиралью. Время от времени в нишах стен киммериец находил запертые, обитые ржавыми железными листами двери. Из-за них шел такой тошнотворный гнилостный запах, что у Конана даже не возникло желания проникнуть внутрь. Он лишь гадал, скоро ли обнаружится в стене распахнутая дверь предназначенной ему лично кельи, где его душе предстоит маяться взаперти в течение нескончаемых веков и тысячелетий.
Неожиданно от коридора отделился уходящий в сторону более узкий проход. В его глубине, высоко над головой, Конан обнаружил целое сокровище, бесценный клад — узкую полоску света, горизонтально прочертившую черноту под невидимым потолком.
Непосредственный источник света был скрыт — видимо, какими-то выступами или карнизами свода и стен. Лучи же достигали пола, ничуть не рассеивая темноты вокруг Конана; лишь несколько пылинок висели в них. Стены отстояли друг от друга слишком далеко и были слишком гладкими и скользкими, чтобы даже выросший в горах Конан мог взобраться по ним. В общем, приходилось утешаться недоступным зрелищем без всякой надежды на выяснение источника этого непонятного свечения.