— Степан! — отчаянно закричала Маринка. Харламов оглянулся.
— Нажимай! — крикнул он, придерживая поводья и обходя казака с левого бока.
Маринка с силой ударила шпорами, но ее лошадь из последних сил скакала тяжелым галопом.
— Товарищ, не руби! Я донец! — пронесся отчаянный крик позади. Потом, гремя стременами, мимо нее пронеслась чужая лошадь без всадника.
Преследуемые белогвардейцами, конармейцы продолжали откатываться. Выскочившие на фланг пулеметчики быстро повернули тачанки, но не открывали огня, опасаясь поразить своих.
Все это видел Морозов с командного пункта. Он чувствовал, что еще миг — и бой будет проигран. Нужно было любой ценой остановить отступавших бойцов. Он оглянулся и спокойно подал команду:
— Штабному эскадрону по коням!
Сачков, посланный Ладыгиным для связи к начдиву, въехал в эту минуту на вершину кургана и увидел, как штабной эскадрон, состоявший из отборных, украшенных шрамами нещадных сабельных рубок ветеранов-буденновцев, бравших Воронеж, дравшихся под Касторной и Львовом, тронулся с места и пошел наперерез первой бригаде, все прибавляя ходу и выпуская лошадей во весь мах.
Впереди плечом к плечу скакали Морозов и Бахтуров.
На лихом карьере, обойдя вторую бригаду с правого фланга, Морозов поднял на дыбы дончака. Покрывая все звуки, над степью зазвенел его голос:
— Стой! Орлы! Буденновцы! Дети мои! От кого бежите?! За мной! Бей белого гада!..
Бригада остановилась, повернула и с громким криком понеслась за начдивом. Все смешалось в яростной рубке. Сачков видел, как первая и третья бригады, тоже повернув, ударили по флангам белогвардейцев. Потом над дальними курганами затрепетали значки. Это были головные полки дивизии Городовикова…
Бахтуров рубился в передних рядах. Как сквозь туман, видел он искаженные смуглые лица под чеченками с желтыми наискось лентами. Он свалил несколько человек и уже вновь заносил шашку, когда совсем рядом грянул выстрел, и ему показалось, что кто-то со всего размаха ударил его в висок кулаком. «Все… конец!» — подумал он, падая с лошади.
— Комиссара убили! Бахтуров убит! — закричали бойцы…
Стиснув зубы, Харламов сеял страшные удары вокруг. Он бросал свою лошадь туда, где ожесточеннее шла рубка и где колебались не привыкшие еще к рукопашному бою молодые бойцы. Он видел, как Дерна метким ударам ссадил с лошади седого полковника и как полковничий конь, распушив хвост, мчался в степи, прыгая через кучи изрубленных тел.
Громкие крики заставили его оглянуться. Из балки на полной скорости выкатилась бронемашина. Морозов скакал вровень с ней и, клонясь на правое стремя, старался просунуть в щель ствол нагана.
— Стой! Не уйдешь! — крикнул он. — Гады! Сволочь! Такого человека убили!
Морозов не видел, как медленно поворачивался к нему тупорылый ствол пулемета и не слышал криков бойцов.
Он не успел ощутить боль — пулеметная очередь перерубила его почти пополам…
Смеркалось. Харламов ехал по изрытому копытами снегу. У развалин сгоревшего хутора знакомый голос окликнул его. К нему подъехал Кузьмич.
— Ну и баталия! Факт! Отродясь такой не видел, — сказал хрипло лекпом, покачав головой.
Он был без шапки. Ветер шевелил его волосы.
— Что вы тут делаете, товарищ доктор? — спросил Харламов.
— Дружка искал. Василия Прокопыча, — тихо ответил Кузьмич, оглядывая поле, где всюду лежали убитые люди и лошади.
— А я только сейчас видел его.
— Ну?! Значит, живой? — вскрикнул Кузьмич.
— Да. Он при командире полка… Что это у вас? — Харламов кивнул на эфес обломившейся шашки, который Кузьмич крепко сжимал правой рукой.
— Об кого-то сломал… Там такое творилось, сам не пойму, как остался живой. — Он поднял руку, посмотрел на эфес и бросил его.
— А все-таки пропустили мы их… — сказал Харламов.
— Где же такую силу сдержать? Раз в десять больше. Броневики… Пехота… — пожимая плечами, заметил Кузьмич.
— Ну ничего. Наши еще их достигнут, — сказал Харламов с твердой уверенностью.
— Думаешь.
— А как же! Шестая дивизия пошла в погоню, а четвертая и четырнадцатая стоят под Перекопом. Они себя еще покажут.
Говоря это, Харламов был прав. В этот день, 30 октября, 4-я дивизия полностью уничтожила части противника, прикрывавшие восточную часть крымских перешейков, а 14-я дивизия разгромила тылы белых и расположилась в селе Ново-Троицком, установив связь с полевым штабом армии и Особой бригадой, прибывшими в это время в Отраду.