— Пенсне? — предположил Кузьмич.
— Вет, вот! Пензе. А сам поперед себя держит вот этакий «Смит и Вессон».
Харламов бросил повод и широко, развел руки, показывая размер револьвера.
— Это что — «Смит и Вессон»? — спросил Кузьмич.
— Револьвер такой. Старинный. Американский… Да.
Только Семен Михайлович спросил: «Какой части?» — а они его окружили и повели. Он хотел крикнуть на помощь, да за броневиками голоса не слыхать. Вот он идет и думает: «Есть в стволе патрон или нет?» У него в кармане маузер лежал. Думал, думал, вспомнил — есть патрон!.. Только выходят к переулку — навстречу конные. Один посмотрел и говорит: «Это Буденный. Я его знаю. Рубите его!» А другой: «Пусть покажет документы». Семен Михайлович что-то им подает. Они смотрят — золотые часы! И давай драться. Каждый хочет себе.
— Ишь как ловко сообразил! — заметил Кузьмич.
— Да. Начали они драку и на Семена Михайловича не смотрят. А он рванулся, отбежал в сторону, выхватил маузер — и «бац! бац!» по ним. Они в панику, а тут мы и подоспели.
— Ну а часы?
— Часы? Часы нашли и вернули Семену Михайловичу.
— Да, вот это человек, — сказал Климов. — Из какого хочешь положения выйдет.
Они помолчали.
В стороне, у подножия пожелтевших холмов, показались пулеметные тачанки. Они быстро, мелькали, поднимая за собой рыжий столб пыли.
— Это кто же такие? Махновцы? — недоумевая, предположил Климов.
— Наши. Махно на Феодосию пошел, — пояснил Харламов. — Раскаялся, говорят, грехи замаливает.
Колонна остановилась. Впереди начали спешиваться. Полк располагался на привал.
— Гляди, братва, казаки! — показывал Назаров на пленных, сидевших неподалеку.
Придерживая шашку, он подошел к ним.
— Чтой-то вы, станичники, вроде на себя непохожие? — заговорил он язвительным тоном, встречая на себе хмурые взгляды. — И френчи у вас вроде не наши. И пуговицы вон со львами. И сапоги со шнурками… Всего и звания казачьего фуражка с околышем!.. Скажите, гады, за сколько Антанте поп родавались? — глухо спросил он, подступая.
— Мобилизованные мы, — мрачно ответил носатый урядник.
— Сукины дети вы! Вот кто! — вскрикнул Назаров. — Антантовы сынки! Против народа пошли, такие-разэдакие!
— Ты что, гад, смеешься? — спросил пожилой казак с давно не бритым черным лицом. — Ты не смейся, а расстреляй!
— Мы пленных не расстреливаем. А тебя всегда успеем, — сказал Назаров, оглядываясь на подошедшего Леонова.
— Стреляй! — закричал казак, поднимаясь и раздирая на груди гимнастерку. — Продали!.. Пропили нас генералы… Обманули, а сами убежали! — кричал казак. Он упал и забился. Пена выступила у него на губах.
— Оставь его! Видишь, припадочный, — сказал Леонов. — Ну его к черту!..
Назаров выругался, трясущимися руками стал свертывать папироску.
— Что это с ним? — спросил Леонов, показывая на пожилого казака, который, сидя под кустиком, беспрерывно крутил кулаком около уха.
— Контуженный он, — пояснил носатый урядник. В глубине дороги послышались, все приближаясь, крики «ура». Показались две автомашины, сопровождаемые броневиками. В передней машине сидел рядом с шофером плечистый человек. Сдвинутая на затылок папаха открывала его мягкого овала красивое лицо с большим лбом. Во второй машине ехали Ворошилов и Буденный.
— Ура-а-а!.. — кричали бойцы размахивая руками, бросая вверх шапки.
— Кто это в передней машине проехал? — спросил подслеповатый Кузьмич.
— Командующий фронтом. Товарищ Фрунзе, — отвечал Климов, глядя вслед броневикам, которые скрывались за поворотом дороги…
Спустя часа два Фрунзе, Ворошилов и Будённый вышли из автомобилей у памятника адмиралу Нахимову. Все вокруг было забито военным имуществом, снарядами, — тюками и ящиками. В стороне стояли два подорванных танка. Тут же лежал самовар с продавленным боком. Понуро ходили сотни подседланных лошадей. Около пристани стояли и сидели какие-то люди в военной форме без погон.
На горизонте чернели дымки пароходов.
— Жаль, что у нас нет флота, — глядя вдаль, сказал Фрунзе. — Мы бы их отсюда не выпустили.
Поднимая мелкую зыбь, тихо плескалось море. Ничто не говорило о том, что всего несколько часов тому назад люди лезли по трапам на пароходы, крича, сшибая и хватая один другого за горло…
Полковник и войсковой старшина, не успевшие эвакуироваться, сидели рядышком на чайном ящике и, опустив головы, покорно ждали развязки. Оба заранее сорвали погоны и надеялись, что теперь, может быть, смогут сойти за военных чиновников.