Во второй половине XV в. в московском великокняжеском летописании появляются некоторые новые черты: большее внимание уделяется событиям внешней политики, стиль изложения становится более «документальным» и в то же время официальные летописи становятся существенно более идеологизированы. Особую остроту приобретает на рубеже XV-XVI вв. религиозно-политическая полемика, в которой, наравне с вопросами обязанностей князей и отношений церкви и государства актуализируются вопросы церковного землевладения и наказания еретиков.
Книжники чутко реагировали как на внешнеполитические, так и на внутриполитические события второй половины XV – начала XVI в. Завершение Феодальной войны, неприятие московским князем Василием II Ферраро-Флорентийской унии, падение Константинополя, освобождение от ига и завершение объединения русских земель были отмечены отдельными произведениями московских книжников. В них нашли свое отражение изменения в восприятии властных полномочий московского князя, новые представления об исторической роли Руси и ее месте в мировой истории. И, наконец, в конце XV – начале XVI в. в Московском государстве окончательно формируются концепции, объясняющие происхождение московской династии, историческое место и роль Руси и определившие на долгие годы развитие государственной идеологии.
Глава 2
О сущности княжеской власти и политических теориях XIV – начала XVI века
Се твердое, и честное, и крѣпкое царство дасть Господь Богъ в руцѣ твои…
Вы неста Князя, ни рода княжа, но азъ есмь роду княжа…
2.1. Природа княжеской власти
С момента принятия Русью христианства в 988 г. началось теснейшее взаимодействие светских и духовных властей, охватившее все периоды развития Руси как государственного образования. Характер данного взаимодействия не оставался неизменным и, без сомнения, оказал значительное влияние на объединительные процессы в Северо-Восточной Руси в XIV в. и создание на этих территориях Московского государства к началу XVI в.
Политические идеи о природе княжеской власти эпохи русского средневековья, транслируемые через летописные и публицистические памятники, имеют в своей основе несколько значимых компонентов. Во-первых, начиная с X в. сильнейшее влияние на них оказывает христианство. Духовенство стало черпать в Библии, привезенной на Русь из Византии, материал для своей политической проповеди, и именно через Библию русская политическая мысль обогатилась ветхозаветным и христианским учением о власти в целом и царской власти в частности. Во-вторых, без сомнения, имели место представления о природе власти, возникшие ранее в восточнославянском обществе, и они, в свою очередь, не имели никакого отношения к церковно-христианским нормам и правилам.
Идея о богоустановленности власти, традиционная для всего христианского мира, нашла свое отражение в трудах древнерусских книжников, начиная с первых лет существования христианства на Руси. Впервые данная идея встречается в «Повести временных лет» в рассказе об искоренении разбоя при Владимире I. Текст летописи передает слова, сказанные епископами киевскому князю: «ти поставленъ еси от Бога на казнь злымъ, а добрымъ на милованье; достоить ти казнити разбоиника, но со испытомъ (выделено мной. – В.Т.)»[83]. В Никоновской летописи данная история содержит ряд интересных подробностей, касающихся признаков и самой сути власти: «подобает ти со испытаниемъ и разсмотрениемъ злыхъ казнити по закону божественному, а добрыхъ миловати; понеже власть в обоихъ сихъ послушныхъ окормляетъ еже есть страхом и милостию; без сихъ бо власть никакоже пребывает (выделено мной. – В.Т.)»[84]. В данном отрывке, во-первых, четко указывается на право князя казнить и миловать, причем это право санкционировано «божественным законом», а во-вторых, отмечается, что власть как таковая невозможна без «страха и милости».