Есть много и тех, кто имеет представление о сопротивлении, кому достаточно тошно, чтобы желать нам успеха, кто помогает нам, потому что знает, что их пожизненная интеграция и приспособление — это ничего не стоящий хлам.
Квартира на Кнезебекштрассе 89 (арест Малера)[15] провалилась не из-за нашей расхлябанности, а из-за предательства. Доносчиком был один из нас. От этого не застрахованы те, кто занимается тем же, что и мы, как и от того, что фараоны пытают товарищей, что кто-нибудь может не выдержать террора, который система организует против тех, кто действительно борется с ней. У свиней не было бы власти, если бы у них не было средств.
Некоторые из-за нас вынуждены оправдываться. Чтобы избежать политической дискуссии с нами, чтобы наша практика не поставила под сомнение их собственную практику, они искажают даже очевидные факты. Так, например, все еще утверждают, что Баадер должен был отсидеть три или девять, или двенадцать месяцев, хотя действительный срок легко установить: три года — за поджог, до этого — шесть месяцев условного осуждения с испытательным сроком, примерно шесть месяцев за подделку документов и т.д. — процесс еще не состоялся. Из этих 48 месяцев Андреас Баадер отсидел 14 в десяти гессенских тюрьмах — девять переводов из-за плохого поведения, то есть за организацию бунта, сопротивления. Этот хитрый торг, превративший оставшиеся 34 месяца в три, девять или двенадцать, тоже был нужен, чтобы лишить моральной основы освобождение заключенного 14 мая. Так некоторые товарищи рационализируют свой страх перед последствиями, которые лично для них могла бы иметь политическая дискуссия с нами.
Нас часто спрашивали, пошли бы мы на операцию по освобождению, если бы знали, что при этом будет подстрелен некий Линке[16]. На этот вопрос можно ответить только «нет». Вопрос — «что было бы, если», однако, многозначен, это вопрос пацифистский, платонический, моральный, беспристрастный. Кто серьезно обдумывает освобождение заключенного, не задает подобный вопрос, а ищет ответ самостоятельно. С его помощью люди хотят узнать, так ли мы жестоки, как нас изображает пресса Шпрингера, хотят экзаменовать нас по катехизису. Этот вопрос является попыткой заболтать тему революционного насилия, привести революционное насилие и буржуазную мораль к общему знаменателю. Так не пойдёт. Принимая во внимание все возможности и обстоятельства, не было основания предполагать, чтобы в это мог ввязаться и ввязался гражданский. А что фараоны ни с чем не стали бы считаться, нам было совершенно ясно. Идея проводить операцию по освобождению без оружия самоубийственна.
14 мая — так же, как и во Франкфурте, где двоим нашим удалось скрыться, когда их хотели арестовать, — а мы не позволяем себя так просто арестовывать — фараоны начали стрелять первыми. Фараоны всегда стреляли на поражение. Мы старались вообще не стрелять, а если стреляли, то не на поражение. В Берлине, в Нюрнберге, во Франкфурте[17]. Это можно доказать, так как это — правда. Мы не применяем огнестрельное оружие, «ни с чем не считаясь». Фараон находится в противоречии с самим собой, с одной стороны он — «маленький человек», а с другой — слуга капиталистов, с одной стороны — простой служащий, а с другой — должностное лицо монополистического капитала. Поэтому он не обязан исполнять преступный приказ. Мы стреляем, если стреляют в нас. Фараона, который позволяет нам убежать, мы не трогаем.
Совершенно верно утверждение, что огромные усилия по нашему розыску направлены также и против всех левых социалистов в Федеративной Республике и Западном Берлине. Ни те гроши, которые нам пришлось стибрить, ни несколько краж автомобилей и документов, из-за которых на нас завели дело, ни покушение на убийство, которое пытаются повесить на нас, сами по себе не оправдывают подобного переполоха. Страх пробрал до костей власть имущих, которые уже думали, что полностью держат под контролем государство со всеми его жителями, классами и противоречиями, что вынудили интеллектуалов снова замкнуться на своих журналах, что заперли левых в их кружках, что обезоружили марксизм-ленинизм[18] и деморализовали интернационализм. Однако структуры власти, которые они представляют, не так уязвимы, как они пытаются показать. Не стоит вестись на их крики и поплёвывать свысока.
15
8 октября 1970 г. в полицию Западного Берлина поступили сведения о двух квартирах, использовавшихся РАФ. В результате полицейской операции были арестованы Хорст Малер, Моника Берберих, Ингрид Шуберт, Ирена Гёргенс и Бригитта Асдонк. Подозрения в предательстве пали на Ханса-Юргена Беккера, который, хотя и отверг все обвинения, тут же покинул революционное подполье.
16
17
См. комментарий 15. В Нюрнберге 21 декабря 1971 г. после перестрелки у полицейского поста был арестован Али Янсен. Во Франкфурте-на-Майне 10 февраля 1971 г. произошла «перестрелка» между полицейскими с одной стороны и Астрид Проль и Манфредом Грасхофом — с другой, последним удалось скрыться. Следует заметить, что в последнем случае на месте событий присутствовал оперативник БНД, в рапорте которого указывалось, что полицейские без предупреждения открыли огонь на поражение, при этом ни Проль, ни Грасхоф не успели достать оружие. В СМИ, естественно, пошла версия полицейских, якобы вынужденных применить оружие для самозащиты, рапорт же был засекречен.
18
На рубеже 60-х — 70-х гг. XX в. в Западной Европе «марксистами-ленинцами» называли себя, как правило, маоисты. Здесь термин «марксизм-ленинизм», очевидно, использован в том же значении.