Выглянув на лестничную площадку, она увидела, как Влад посторонился, пропуская кого-то. Потом на свету появился запыхавшийся незнакомый парень. Он только было завернул на лестницу к четвёртому этажу, как остановился и с тяжёлым вздохом обратился к ней:
– Девушка!.. Фуфф… Это какой этаж?
– Третий.
– А квартирные номера какие? Такая темень, ни черта не вижу… А, вот, вижу на соседней… Чёрт, опять не в тот подъезд!
Издав досадливый вопль, парень кубарем скатился вниз. Остановившийся, прислушиваясь к их разговору, Влад вновь посторонился и, кивнув Юльке, пропал в темноте. А Юлька забеспокоилась, как бы незнакомый парнишка – он ей показался даже симпатичным, поскольку не был преследователем, – не грохнулся с лестницы. Но вспомнила яркие фонари, светившие в подъездные окна, и успокоилась, закрыла наконец дверь на замок.
Мама смотрела телевизор. Юлька заглянула к ней.
– Привет. Это я. Дверь закрыла. Может, оставить открытой, пока папа не пришёл? В подъезде опять темно.
– Оставь. Позвонит – открою. Как прошёл вечер?
– В мечтах о горячей ванне. Ты с телевизором. Звонок услышишь?
– Услышу. А нет – так самому придётся открывать. Обещал ведь пораньше…
Что-то в коротком разговоре зацепило Юльку. Вскоре сообразила: мама ничего не сказала про звонок Влада, спросила о вечере так, будто он не звонил предупредить, что занятия отменяются. Наверное, напрочь забыла, что он звонил?..
Пуговицы халата не хотели застёгиваться под застывшими, ещё не согревшимися пальцами. Потому-то, заслышав звонок в прихожей, Юлька крикнула:
– Мам! Папа пришёл! Открой – я не могу!
Она услышала шутливое ворчание, после настойчивый вопрос, когда мама взялась за замок:
– Кто там? Миша, ты?
Затем щелчки отпираемого замка, какой-то хруст и шелест, негромкий говор.
Сгребая вещи и бросая всю кучу на кровать, чтобы потом развесить и разложить по полкам в шкафу, девушка предвкушала роскошный заключительный аккорд нынешнего вечера – ласковую тёплую воду ванны. Но полностью на предстоящем сосредоточиться не могла: мама дверь закрыла (папа вроде не пришёл), но странный шелест и суховатый шорох не умолкали. Интересно, что там?
– Юля, папы нет, – с недоумением в голосе сказала мама и поставила рядом с собой на пол огромный свёрток из хрустящей бумаги – свёрток, бывший ей по пояс. – Я думаю, это приходили к тебе.
Уловив, что свёрток, несмотря на величину, в общем-то лёгкий, Юлька за верхушку перенесла его на середину комнаты. Мама прошла вперёд и села в кресло.
– Не возражаешь, я тоже посмотрю?
– Нисколечко.
Развязав кокетливую ленточку, Юлька отогнула стороны свёртка и обомлела: зайчишка весело смотрел на неё, раскидав в стороны мягкие длинные лапы с нелепо надетыми на них кожаными перчатками. Ни о чём не думая, а только понимая, что улыбается глупейшим образом, девушка подняла игрушку и наконец исполнила свою давнюю мечту – обняла зайчишку и с наслаждением почувствовала его уютное тепло.
Мама подобрала упавшую с одной лапы перчатку, примерила.
– Юленька, ты мне ничего не хочешь рассказать? Или, может, квартиры перепутали? Не к соседке ли Наташе несли игрушку?
Наташа, очаровательная большеглазая девочка, училась в десятом классе. Громогласные компании в подъезде собирались именно из-за неё. И жила Наташа прямо над Юлькиной квартирой.
Предположение мамы не смутило девушку. Она блаженно улыбалась – примерно с тем же выражением, что и торчащая из-за её плеча мордашка.
– Нет. Это мне. Точно. Сегодня вечером я познакомилась с одним типом. Он меня жутко напугал и теперь вот так, своеобразно, извинился.
– Ну, раз ты так говоришь… – с сомнением сказала мама.
Посидела в нерешительности и ушла досматривать программу. А Юлька усадила зайца на её место в кресле, села рядом, положив одну лапу себе на плечо. Они сидели вместе в обнимку, пока девушка любовалась несколько великоватыми для своих рук перчатками.
Перед привычным вечерним посещением ванной комнаты она чмокнула зайца в нос и пробормотала:
– Ладно. Ты как извинение – это я понимаю. Но зачем тут ещё и перчатки?
И только в ванной, млея от нежно овевающих её тёплых струй, она по странной аналогии вспомнила: вот она стоит у ворот к Владу, вот пытается согреть озябшие пальцы.
«Извинение? Слишком притянуто. Подарок? За что? Не люблю быть обязанной. А вдруг потребует что-нибудь взамен? Да и не привыкла я к таким подаркам. Да ещё от мужчин… Ой, значит, он знает мой адрес! Откуда?! Тот парнишка!! Неужели ещё прижжет? Ой, не надо! Если я завтра натяну перчатки, а он увидит… Что теперь делать… Ведь холодно, а в них так уютно…»
Приготовление ко сну, привычный расклад вещей по местам всегда успокаивал. Сначала так и было. Но происшествия дня всё-таки не смогли её заставить забыть одной дополнительной подробности, которую она неукоснительно соблюдала с некоторых пор.
Итак, сначала засунуть будильник под кровать. Звонок сломан да и не нужен Юльке, встававшей по внутренним часам и лишь в последнее время просыпавшейся среди ночи не вовремя, – вот он, будильник и понадобился на всякий случай. Поколебавшись, Юлька посмотрела на ящики письменного стола.
Ещё вчера неожиданно подумалось: а что, если этими приготовлениями она только провоцирует ночные неприятности? Но и носить всё в себе тягостно. Доверишься бумаге – бессонница продолжается, зато уходит физический, чисто животный страх…Странно, что она всегда вспоминает об этом лишь вечером, перед сном.
Юлька вздохнула и разложила на столе чистые альбомные листы, рассыпала рядом цветные карандаши. Вот теперь всё. Она выключила торшер и, немного насторожённая, легла под одеяло.
-
На этот раз ей дали поспать подольше. Слишком близко к постели оказался новый в её комнате предмет – игрушка. Этот предмет задерживал Проявление. Задерживал, но всё же…
И вновь Юльку выбросило из сна.
Обрёванная, тоненько хныкающая, она пришла в себя под включенным торшером, с карандашом в руках. Поняла, наконец, что уже не спит, положила карандаш на стол и обхватила плечи, пытаясь справиться со всхлипами.
Одинокий фонарь среди оголённых деревьев в детском саду давал безразлично-белый свет. В двух домах напротив света нет вообще. Пустая распахнутость ночи испугала так, что пришлось поспешно задёрнуть шторы.
Судорожно вздрагивая, Юлька склонилась над столом. Этой ночью она заполнила рисунками три листа. У всех тварей развёрстые в кровожадном визге пасти. Торжество в предвкушении крови багровело в безумных выпученных глазищах. Не лица – морды во весь лист, ярко и выразительно раскрашенные. У одного основной цвет – фиолетовый с вкраплениями будто бегущего светло-жёлтого…
Юлька машинально поискала глазами фиолетовый карандаш. Уменьшенный почти вдвое, он лежал рядом со сломанной точилкой.
Вскоре все три листа отправились в папку, которая затем надёжно спряталась на дно третьего ящика, под материалами к пушкинскому вечеру.
Полтретьего ночи. Вторая стадия ночи – бессонница. Мельком глянув на заранее положенный около будильника роман Тургенева (перечитывала к уроку), Юлька присела на громко скрипнувшую в звонкой тишине кровать.
Навязчивый вопрос и обязательно без ответа: что происходит? Когда, а главное – чем закончится? Тётя Катя обещала месяц или неделю. Именно это – то, что происходит ночью, она имела в виду? А выдержать ли ей, Юльке, месяц или неделю без нормального сна? Может, рискнуть – обратиться к Владу? Потом с ним не расплатишься. Дамы из кружка, даже самые богатые, и то ворчали на его неимоверные цены…
Крутой поворот мыслей – и Юлька взяла с кресла зайца, в обнимку с ним легла на постель. Хоть вспомнить счастливое умиротворение когда впервые обняла игрушку…
Юлька внезапно сильно зевнула, успела так же сильно удивиться, а через минуту крепко спала.
4.
Она стояла перед зеркалом. Подвела небольшие сумрачные глаза карандашом, растушевала линию тенями. Покосилась на пудреницу. Та появилась у Юльки недавно, когда пришлось прятать тёмные, словно набухшие мешки под глазами – прятать следы недосыпания. Но сегодня она выспалась, и синева под глазами почти незаметна. А пудру она всегда терпеть не могла… Нет, сегодня она пудрой точно пользоваться не будет…