Сняла резинку, помотала головой. Вот так. Светло-русые волосы смягчили широкоскулое лицо, и Юлька себе даже понравилась – особенно в этой части комнаты, куда свет из окна доходил слабовато.
Возможно, только суеверием и мнительностью объяснялось твёрдое убеждение девушки, что именно игрушка помогла ей спастись от бессонницы. Но убеждение было весьма твёрдым, и зайчишка сидела теперь уже не в кресле, а на почётном месте – на кровати, среди подушек. Взглядом попадая на него, Юлька неизменно расплывалась в счастливой улыбке. А мысли о том, что бы она пережила без него прошедшей ночью, едва не приводила к слезам.
Поймав себя на очередном плаксивом выражении, девушка неожиданно нахмурилась: она – слабая? Никогда раньше за собой не замечала. А может, была слабой, но не воспринимала как факт?
Углубляться в самоанализ не хотелось. Хотелось выйти из шаткого слезливого состояния. Но как?
Взгляд на часы. Минут десять до выхода из дома ещё есть. Она быстро подошла к магнитофону, надела наушники, даже не поинтересовавшись, что за кассета поставлена. Ликующий вопль, жизнерадостный и заразительный, в один момент взвинтил её, а жёсткий ритм расправил ей плечи. Она физически почувствовала то мгновение, когда прежняя Юлька, готовая к слезам, взорвалась вдребезги, а нынешняя подняла голову резко и насторожённо. Агрессивно-поднимающая музыка лепила агрессивную гордую Юльку. Музыка требовала действия – и переполняемая отданной ею энергией Юлька теперь готовилась храбро посмотреть в глаза любой опасности…
Телефонный звонок перехватил её у раскрытой двери.
– Юлия? Доброе утро…
Мягкий голос Влада обычно успокаивал, но сейчас девушка находилась в боевом настроении, поэтому, не здороваясь, она почти перебила его:
– Влад, извини, я опаздываю на работу!
– Перезвоню после обеда? – с вопросительной интонацией предложил Влад.
– Хорошо! До свидания!
Она выскочила на улицу, готовая свернуть горы – и похожая на задиристого петушка, как сама же обозвала себя, подходя к школе. В душе она похихикала и несколько раз про себя вызывающе прокукарекала. «Только и только про себя. Ноблесс оближ, – важно подумала Юлька, – у меня классы и так психованные».
Пустой кабинет встретил предутренней мглой, спичечно-жёлтыми огоньками за окном и птичьей стаей, мятущейся на светлеющем востоке. Романтика – да и только, вздохнула Юлька.
Без стука отворилась дверь, появилась взъерошенная мальчишечья голова с лукавыми глазищами.
– Здрасть, Юль Михална! А войти можно?
– Ты же знаешь, что пока нельзя.
– Тогда я сумку оставлю!
Проза жизни – толстенная брезентовая сумка лихо пролетела через два ряда парт и врезалась в ножки стула, едва не уронив его. Рабочий день начался.
Сегодня, подзаряженная энергией музыки, Юлька проводила уроки в хорошем темпе. Лишь на последнем, с седьмым классом, она позволила себе расслабиться, наблюдая над склонёнными над сочинением детскими головами. Время от времени к ней подходили должники с чтением наизусть, и она находила странное удовольствие от стихов, читаемых вполголоса и оттого получивших несколько иную интонацию.
На негромкий стук в дверь глаза подняли единицы. До звонка оставалось малость, и рисковать временем перемены ради сочинения никто не хотел.
Дверь приоткрылась, пока Юлька шла к ней. Большеглазый мальчишка сунул ей в руки аккуратно сложенный лист и с топотом помчался прочь по коридору.
Листок вырван из блокнота. Белый и гладкий. Не раскрыв его, Юлька уже знала, кто пишет ей.
Ещё несколько любопытных подняли головы. Девушка медленно, с укоризной покачала головой и пальцем постучала по кисти с часами, намекая на цейтнот. Головы поспешно опустились, а Юлька развернула листок: «После этого урока у окна напротив кабинета».
Поиграем в «угадайку»? На что больше похожи эти строчки – на приказ или предложение? Ишь, какой деловой – коротко и ясно!
Портфель на колени Юлька поставила, как будто что-то искала в нём. А сама всмотрелась в припрятанное зеркальце: ну вот, опять почти всю помаду съела! И не покрасишься наново: следующий класс (не её) ворвётся через минуту после звонка на перемену.
«Ещё не хватало, чтобы думали, что прихорашиваюсь ради него!.. Может, палец в помаде вымазать да к окну отвернуться? Может, дети не заметят?»
Юлька пришла в себя после «гениальной» идеи и ахнула: да она ведёт себя, как… как… как влюблённая корова! А не знающая себе цену строгая учительница!
Забывшись, Юлька злорадно и с силой дважды провела запиской по губам, стирая остатки помады.
– Правильно, Юль Михална, – одобрительно сказала с первой парты рослая девица, – лучше наложить новую. И вообще вам этот цвет не идёт. Я давно хотела вам сказать, что к вашим теням нужна помада холодного цвета. Возьмите мою. У меня сиреневая. Неплохо будет смотреться…
– А у меня розовая, перламутровая, – сказали с последней парты,– тоже холодного оттенка. Попробуйте, Юль Михална!
– Ну наши мадамы дают! – тихо и ошарашенно произнёс сидящий рядом с рослой девицей худенький мальчишка.
– Холодные тона вы мне подарите к Новому году, причём все тридцать два человека, чтоб я мазалась ими каждый день – разной,– язвительно сказала Юлька (в классе то здесь, то там вспыхнули негромкие смешки: наверное, представили целую кучу помады), – а пока, Лена, ты выбрала не самый подходящий момент для критики моей косметики: до звонка две минуты, а у тебя не переписан последний абзац.
Лена высокомерно, но вполголоса сказала: «Фи!« и поспешно уткнулась в тетрадь.
У мусорной корзины Юлька в нерешительности постояла недолго, но записку разорвала в мелкие клочки – для уверенности, что никто не прочтёт. Вернулась к своему столу и мрачно уставилась в окно. «Итак, подытожим, – прозвучал голос тёти Кати. – Действие твоей порчи выражается в том, что ты всех мужчин превращаешь в своих друзей. Как бы они ни старались общаться с тобой, как с желанной женщиной, ты ведёшь себя так дружелюбно, что постепенно они теряют к тебе интерес. А поскольку мужчины по своей сути – охотники и завоеватели, то они быстро устают от односторонней игры».
«Но этот тип мне даже не нравится, – напомнила мысленной тёте Кате Юлька, – поэтому я и буду вести себя как обычно: делать его своим другом – и не больше того. Тем более, что «больше того» – для меня лес дремучий».
От звонка она дёрнулась.
В классе кто досадливо, кто раздражённо замычал. Многие не успели дописать. Юлька коротко и сухо сказала:
– Тетради сдать. Завтра в перемену допишете. До свидания.
Повеселевшие ученики быстренько пошлёпали тетрадки ей на стол и вприпрыжку понеслись из кабинета. Когда воинственная толпа пятиклашек вторглась в класс, вынуждая последних уходящих поспешно уступить им дорогу, Юлька поняла, что больше тянуть со встречей нельзя.
Собирая разбросанные по столу тетради, она торопливо созвала «Юлек» на совет и швырнула им проблему – решайте быстрее!.. Первые две обиделись на бесцеремонное обращение, а третья, хамка и грубиянка, пожала плечами и сказала: «Чего решать-то? Иди от вопроса: что ты теряешь? До чёртиков надоевший свой собственный строгий режим? А чего ты за него цепляешься? Он превратил тебя в заезженную клячонку – доехала, дети пожалели. Свои принципы? А твои ли они? А вдруг ты только думаешь, что придумала их сама? А если на самом деле эти злополучные принципы продиктовала тебе жизнь, гоняющая тебя по замкнутому кругу стереотипов? Что тогда?.. Бросай тетради! Детки всё равно не дописали. Иди к этому типу – посмотри, что он тебе предложит. Ёлки-палки, закопала себя в двадцать восемь лет – и балдеешь от собственной безмозглости! Чего тебе не хватает?! Сашка тебя напинал. Тётя Катя за шиворот подтащила к зеркалу: вот ты и вот ты! Мисс, извиняюсь, сомнение… Хватит в башке мозги насиловать! Они не виноваты, что хозяйка у них – дура набитая. Марш в коридор, а то так обзову – сама потом жалеть буду!« И третья Юлька злобно топнула ногой.
Девушка оглядела юбку неопределённо-серого цвета, одёрнула любимый синий джемпер, связанный когда-то давно – и вдохнула…