Метафоры функционируют на разных уровнях конкретности, некоторые из них на высшем, а другие на конкретном. Такие метафоры описаны М. Джонсоном (Jonson, 1987; 1993) и Дж. Лакоффом (Lakoff, 1993). Между общими и конкретными метафорами наблюдаются иерархические отношения: метафоры более «низкого» уровня наследуют свойства метафор более «высокого» уровня. То есть в языке, в его концептуальной системе заложена модель создания той или иной метафоры, которая, воплощаясь в языке, преобразуется в соответствии с языковыми схемами. У. Чейф определяет термин схема как «стереотипную модель, с помощью которой организуется опыт, и в более специфическом значении — модель, которая диктует способ расчленения определённого большого эпизода на меньшие» (Чейф, 1983: 43). Например, метафоры ИССЛЕДОВАНИЕ — ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ и ВЫБОРЫ — ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ представляют собой конкретные варианты метафоры «высокого» уровня СОБЫТИЕ — ЭТО ПЕРЕМЕНА МЕСТОНАХОЖДЕНИЯ. Метафоры низкого уровня используются для описания разных аспектов. Так, об исследовании в русском языке говорят испытание (прибора/ механизма) прошло успешно, двигаться вперед в своих изысканиях, достичь успеха в своем исследовании, где исследование изображается как целенаправленное движение (ИССЛЕДОВАНИЕ — ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ). В описании выборов эта метафора тоже употребляется (выборы прошли успешно), но языковыесхемы ее воплощения ограничены (ср.: двигаться вперед в своем выборе, достичь своего выбора).
М. Джонсон выступает автором термина образная схема (или образ- схема, image schema). Образ-схема — это схематическая структура, вокруг которой организуется наш опыт; «образная схема — это повторяющийся динамический образец (pattern) наших процессов восприятия и наших моторных программ, который придаёт связность и структуру нашему опыту» (Jonson, 1987: xiv). Одним из примеров образной схемы можно назвать ИСТОЧНИК- ПУТЬ-ЦЕЛЬ. Физическое движение предполагает, что есть место направления (назначения) и отправления, а также ряд мест, определяемых как этапы такого передвижения. Наш опыт подсказывает, что чем дальше мы ушли от места отправления, тем больше времени прошло с момента начала пути. Эта образ-схема включает в себя цель движения: цель — это место назначения, достижение цели воспринимается как прохождение пути от начала до конца, включая этапы такого передвижения. Поэтому мы говорим, что кто-то далёк от мысли что-то сделать, уводить разговор в сторону, работа не движется/ стоит на месте, препятствовать кому-то в работе. Сложные события понимаются нами как некий путь, у которого есть точка исходного положения (источник), ход промежуточных событий (путь) и конечное положение (цель); это связано с тем, что время описывается часто в терминах пространства.
Метафоры высокого уровня отличаются большей универсальностью, они встречаются в разных языках и культурах, метафоры низкого уровня, скорее, культурно специфические. Метафору ПОЛИТИКА — ЭТО БОРЬБА можно найти в разных культурах и языках, однако метафоры ПОЛИТИКА — ЭТО СТРЯПНЯ и ПОЛИТИКА — МЕСТО ПРИГОТОВЛЕНИЯ ПИЩИ характерны для русского языка (ср.: стряпать законы, как блины; готовить законы на скорую руку; ср. также: политическая кухня) (Пименова, 2003: 131- 132). Это означает, что в метафорах выражается культурная специфика моделей, при помощи которых описываются абстрактные области.
Культурная специфика тех или иных метафор выявляется при изучении способов объективации соответствующего концепта в языке. Значимые концепты сердце и heart в русской и английской культурах по-разному реализуются в соответствующих языках. Развитие религиозных метафор в этих языках (Пименова, 2007: 119-120) согласно библейской модели «сердце — Бог», ее дальнейшее переосмысление привело к появлению в структурах сердце и heart признака ‘судья’ (суд сердца; But tell him also to set his ... magisterial heart at ease; that I keep strictly within the limits of the law. E. Bronte. Wuthering Heights, где magisterial букв. «судебный»). Однако в русском языке этот признак актуализируется при помощи стереотипных характеристик неподкупности и доказательств истины (Его сердца не подкупишь ничем; на него всюду и везде можно положиться. Гончаров. Обломов; То вдруг эта светлая надежда потухала в ней, как одна из тех ветреных мыслей, которых истину доказывает сердце, но которые слишком дерзки для женских привычек и слишком мечтательны для рассудка. Павлов. Ятаган), а в английском — выступления в суде и оправдания обвиняемого (Му heart doth plead that thou in him dost lie... Shakespeare. Mine eye and heart are at a mortal war..., где to plead букв. юр. «выступать в суде»; But, Fanny, if your heart can acquit you of ingratitude... Austen. Mansfield Park, где to acquit «оправдывать»). Общей для сравниваемых языков является функциональная характеристика судьи — вынесение приговора (Тебя то ухо не слыхало — Был громкий сердца приговор! Павлов. Генриетте Зонтаг; If eyes corrupt by over-partial looks Be anchor'd in the bay where all men ride, Why of eyes' falsehood hast thou forged hooks, Whereto the judgement of my heart is tied? Shakespeare. Thou blind fool, Love..., где judgement букв. юр. «судебное решение»). Как видно из приведенных примеров, правовой тип когнитивной модели различается по стереотипам в английской и русской концептуальных картинах мира.