Выбрать главу

Радуга представлялась как отражение солнца — небесного света, что «сказалось в ее понимании как божественной истины» (Адамчик, 2006: 163). Согласно распространенному истолкованию, «красный цвет радуги олицетворяет гнев Божий, желтый — щедрость, зеленый — надежду, синий — умиротворение природных сил, фиолетовый — величие» (там же). Такое понимание цветов радуги более свойственно геральдике, в религиозной символике — другая интерпретация. В словарях символов указывается: что в христианстве иначе трактовались «три цвета радуги: синий — Всемирный потоп, красный — мировой пожар, а зеленый — наступление мира на земле» (Вовк, 2006: 73). В современных политических реалиях используется другая символика цветов радуги (Цвета флага мне тоже нравятся: бело-сине-красный это как радуга. Гетманский. Белый, синий, красный...). Отклонение от чистоты оттенка того или иного цвета радуги трактовалось как зловещий знак, предупреждающий о грядущем (К закату небо поголубело, гроза не разразилась, но дышать становилось все легче, только со стороны солнца в небесах стоял туман, и по обе стороны от светила возникла маленькая какая-то бурая радуга, как ореол, как страшный знак, с еле заметной сизой полоской. Петкевич. Явление ангела).

Для концепта радуга актуален дименсиональный признак формы (радуга-дуга). «Слово дуга указывает на согнутую линию; у нас оно употребляется для обозначения части круга и упряжного снаряда... Отсюда справедливо будет заключить, что слово дуга в древнейший период языка было синонимическим луку» (Афанасьев, 2001: 343). В древности радугу считали огромным луком Индры, из которого пускались стрелы, поражающие злых духов, прятавшихся в черных тучах. «Наши предания дают Перуну вместе с молниеносными стрелами и огненный лук; доселе уцелевшая в народе поговорка: «Ах, ты, радуга-дуга! Ты убей мужика!» ясно намекает на древнее представление радуги Перуновым луком, с которого пускались смертоносные стрелы» (Афанасьев, 2001: 343). С. Есенин использует символ «радуга-лук» для выражения значения богоборчества (Кто-то с новой верой, Без креста и мук, Натянул на небе Радугу, как лук. Есенин. Инония).

Другая половина кольца радуги, ее полусфера считалась на самом деле имеющей цельную, полную форму: вторая половина полусферы представлялась погруженной в океан, что подчеркивало божественное совершенство этого природного явления, т.к. круг почитался символом законченности, завершенности, непрерывности развития мироздания, времени, жизни, их единства, а также символом верховной власти. Языковой материал показывает, что форма радуги может быть описана образными признаками ‘(двойного) кольца’ (Мы вошли в облачко, и в двойном кольце радуги я увидел внизу отчетливую тень нашего самолета. Каверин. Два капитана), ‘(полуразрушенного) свода’ (...А между тем радуга крадется из-за деревьев и в виде полуразрушенного свода светит матовыми семью цветами на небе. Гоголь. Мертвые души), ‘арки’ (Грозу унесло без следа, и, аркой перекинувшись через всю Москву, стояла в небе разноцветная радуга, пила воду из Москвы-реки. Булгаков. Мастер и Маргарита), ‘круга’ (Из глаз сыпались искры, голову обносило, перед лицом, не потухая, яркими, разноцветными кругами каталась радуга, на уши давило, и под грудью, в клубок свитая, путалась, душила липкая нитка тошноты. Астафьев. Царь-рыба), ‘коромысла’ (Коромысло, коромысло, с нежными крылами. Как оно легко повисло В воздухе над нами. Бальмонт. Коромысло; Но качнулось коромысло золотое в Небесах. Бальмонт). По словам А. Н. Афанасьева, «в некоторых местах России верят, что радуга есть блестящее коромысло, которым Царица Небесная (древняя богиня весны и плодородия = громовница; воспоминания о ней двоеверный народ слил с именем Богородицы, именуемой сербами Огненной Марией) почерпает из всемирного студенца (океан-моря) воду и потом орошает ей поля и нивы. Это чудное коромысло хранится на небе и по ночам видится в блестящем созвездии Большой Медведицы, как об этом можно заключать из описательного названия, придаваемого означенному созвездию в Волынской губернии: «Дивка воду несе»; в Оренбургской губернии оно зовется коромысл» (Афанасьев, 2001: 348).