В догмате о крестной смерти Христа заложена основа духовного рабства приверженцев библейской концепции, поскольку следование за предположением о возможности гибели Праведника за грехи остальных открывает тем больше возможностей для неправедного воздействия на индивида, чем сильнее он верит в этот догмат вероучения.
Ведь в психике индивида тогда формируется чёткий алгоритм: «Если ты будешь праведным, то тебя ждёт мученическая смерть, воздаяние за которую ты получишь посмертно». Этот алгоритм самоликвидации наиболее нравственно праведных людей подкреплялся в течении истории тем, что наиболее почитаемыми всегда считались святые великомученики. Дело в иные времена доходило до самоистязания до смерти. Алгоритм этот подкачивали на всех уровнях, например, на уровне государства — причислением Николая II к святым великомученикам, что формировало алгоритм предательства Родины для будущих государей: «Сдай страну без боя врагам — станешь святым».
В действительности же Николай II на пустом месте создал потенциал конфликта с Японией, который разрядился в русско-японской войне и до сих пор «аукается» во взаимоотношениях двух народов; он же допустил вовлечение России в первую мировую войну (отказ от Биоркского договора с Германией 1905 г., подписанного им, отказ от внешнеполитического курса П.А.Столыпина[15]). Так что, если по сути, то последний царь — самоубивец, который вовлёк в своё самоубийство ещё миллионы людей в нескольких поколениях, и соответственно молиться надо о прощении его, а не ему о чем-либо как святому…
Догматом, напрямую связанным с догматом о крестной смерти Праведника, который является важнейшей основной христианской (и православной тоже) антропологии (учения о человеке) есть догмат о грехопадении человека. Он делает всех людей, кто в этот догмат убеждённо разделяет, нравственно ниже церковных иерархов (Папа Римский считается непогрешимым[16], патриарх РПЦ официально именуется «Святейшим Патриархом Московским и всея Руси[17]»), что даёт им этическую возможность использовать создавшуюся таким образом разницу в попущении в отношении себя и паствы в своекорыстных интересах по первому и второму видам этики.
Эта психическая установка о неисправимой ущербности одних перед другими — основа фашизма как одного из типов культуры общественного самоуправления, возможного исключительно в толпо-«элитарном» обществе.
Организационно-политическая суть фашизма как такового вне зависимости от того, как его называть, какими идеями он прикрывается и какими способами он осуществляет власть в обществе, — в активной поддержке толпой «маленьких людей» — по идейной убеждённости их самих или безыдейности на основе животно-инстинктивного поведения — системы злоупотреблений властью «элитарной» олигархией, которая:
● представляет неправедность как якобы истинную «праведность», и на этой основе, извращая миропонимание людей, всею подвластной ей мощью культивирует неправедность в обществе, препятствуя людям состояться в качестве человека, подавляет таким образом его познавательно-творческий потенциал;
● под разными предлогами всею подвластной ей мощью подавляет всех и каждого, кто сомневается в праведности её самой и осуществляемой ею политики, а также подавляет и тех, кого она в этом заподозрит (разнородные инквизиции исторически сложившихся Церквей преследовали эти цели).
Подчеркнём, фашистская культура общественного самоуправления выстраивается так, чтобы исключить личностное становление новорождённых в качестве носителей необратимо человечного типа строя психики и тем самым воспрепятствовать становлению культуры человечности и соответствующей ей организации жизни общества.
Фашистская культура, алгоритмика которой подавляет познавательно-творческий потенциал, такова, что для всех покалеченных ею в процессе их личностного становления, слова «методология познания и творчества» — пустые. Это — вне зависимости от того, каким социальным статусом обладают такие люди, и как они относятся к дошедшему до них знанию о методологии познания и творчества и её разносторонней роли в жизни общества:
● признают предлагаемое им знание достаточно достоверным и подлежащим освоению ими и обществом в целом;
● стремятся к тому, чтобы за счёт нового знания каким-то путём решить прежде всего (либо исключительно) свои какие-то мелко-житейские проблемы, предоставив жизнь общества её собственному течению
● считают его вздором, не заслуживающим внимания;
● либо осознанно предпочитают спрятаться от Жизни в её «ракушке», полагая, что предложение освоить познавательно-творческий потенциал проистекает от «лукавого», поскольку нарушает по их мнению божественный запрет на вкушение плодов от «древа познания Добра и Зла».
Они не рассматривают возможности того, что в истории с Древом познания Добра и Зла:
● Имел место не абсолютный запрет на познавательно-творческую деятельность, противоречащий тому, что Бог дал человеку чувства, разум, волю, совесть и стыд (два аспекта врождённого религиозного чувства — см. выше афоризм В.О.Ключевского), а предостережение не проявлять «хакерской» отсебятины в этом деле во избежание неизбежных связанных с «хакерством» бед.
● Именно «лукавый» и его последователи впоследствии предостережение от «хакерства» интерпретировали в качестве абсолютного запрета на познание и, соответственно, — (по умолчанию) на освоение познавательно-творческого потенциала генетически заложенного в человека Богом — Творцом. Спрашивается: зачем Бог заложил в человека познавательно-творческий потенциал, если предполагал наложить категорический запрет на его освоение и использование, и дав при этом человеку свободу выбора? — Бог, что — шизофреник и слабоумный? И для чего Иисус вразумлял людей, что Дух Святой наставник на всякую истину?
Вот, как пишет о душе и её состоянии А. Игнатенко в своей книге:
«Резюмируем содержание данного вопроса. Когда предметом познающего субъекта выступает имманентное (от лат. immanens — пребывающий в чем-либо, свойственный чему-либо) содержание — сознание с необходимостью приобретает объективированную и натурализированную форму.
Душа по природе, в естественном состоянии, — проста. Она уподобляется тому, на что обращена и что созерцает. Если она обращена к Пресвятой Троице, природа которой также проста, душа сохраняет форму простоты. Если она созерцает разделённое, многочастное, конечное, т.е. объективный мир, она теряет простоту и разделяется внутри себя. Таким образом, последняя тайна натурализации состоит в том, что душа, будучи по природе простой — принимает форму созерцаемого объекта, т. е. природы.
Существует только два варианта состояния души.
17
Кирилл, Святейший Патриарх Московский и всея Руси (Гундяев Владимир Михайлович) http://www.patriarchia.ru/db/text/31754.html