«Мы гораздо более научаемся истории, наблюдая настоящее, чем поняли настоящее, изучая историю. Следовало бы наоборот».
Иными словами, мы, наблюдая в настоящем нравственно-психические типы людей в действии воочию, можем умозрительно реконструировать нравственно-психические типы людей прошлого, и на этой основе более адекватно понять свершившуюся историю. А замечание В. О. Ключевского о том, что следовало бы наоборот», — подразумевает, что:
Текущая политика в интеллектуально нормальном обществе должна строиться на основе выявления нравственно-психических типов, имеющихся в обществе, и стратификации общества в соответствии с ними.
Но это по существу подразумевает, что, поскольку политика невозможна без целеполагания, то:
Политика должна быть определённой не только в смысле определённости намечаемых к достижению статистических показателей, характеризующих экономику, образование, здравоохранение и т. п. и средств достижения такого рода целей; политика должна быть ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПРОЧЕГО определённой в смысле изменения общества с течением времени по показателям его стратификации (распределения людей) по нравственно-психическим типам, т. е. по типам строя психики.
Эффективность всей прочей политики (хоть в смысле развития общества в русле Промысла, хоть в смысле приведения его к деградации, невольничьей зависимости от каких-то политических сил или самоуничтожению) определяется тем, насколько вся прочая политика согласуется и поддерживается политикой нравственно-психического характера.
*?*?*
Но к сожалению В. О. Ключевский в конце XIX века не раскрыл содержание приведённых и других своих — подчас очень глубоких — афоризмов [80]в аспектах обязательных для психологии как науки; а психологи, со своей стороны, в ХХ веке как личности оказались мелкими демонами и зомби и до рассмотрения психологической подоплёки истории и текущей политики не поднялись, занявшись проституцией в области «пиара» на потребу непрестанной суеты вокруг политики претендентов в «исторические личности».
В нашем понимании В. О. Ключевского от явного введения психологии в предметную область истории удержали его собственные внутренние страхи, поскольку ступи он на этот путь — он оказался бы в конфликте и с имперской государственностью, и с государственной церковью [81]империи, и с международным масонством (о котором он как историк не мог не знать и в деятельности которого, как сообщают некоторые публикации, соучаствовал); оказался бы в конфликте более глубоком, чем тот, в который вступил Л. Н. Толстой [82].
Прежде всего ему пришлось бы указать Церкви и государственности империи на то, от чего они уклонились и к чему людей призывал Христос:
«Закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется и всякий усилием входит в него» (Лука, 16:16).
И соответственно цели и содержание политики Церкви (как общественной организации) и государственности (как общественного института) должны лежать в русле этой заповеди, выражая её в жизни.
В противном случае ни та, ни другая не выполняют своего нравственно-этического долга ни перед Богом, ни перед людьми, от чего также предостерегал Христос: «5. И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. 6. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. 7. А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своём будут услышаны; 8. не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чём вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Матфей, гл. 6). Т. е. не дoлжно подменять молитву — сокровенное общение личности с Богом в осмысленном по Жизни диалоге — показной безупречностью в соблюдении принятых церковью ритуалов. Но если это реально происходит в обществе, то на все сетования людей о бедственности и неблагоустроенности их жизни (каждого из них и обществ в целом) дал ответ ещё Христос:
«Что вы зовёте Меня: Господи! Господи! — и не делаете того, что Я говорю?» (Лука, 6:46).
[80]
Вот как он охарактеризовал «элиту» Российской империи в преддверии её краха:
«Благородство души они носили в себе не как нравственный долг всякого человека, а как дворянское право, пожалованное им грамотой императрицы Екатерины II, и возмущались как анархическим захватом, когда замечали в мужике или разночинце поползновение разделять с ними эту сословную привилегию» (стр. 396 — здесь и далее номера страниц указаны по 9 тому упомянутого ранее Собрания сочинений В. О. Ключевского). «Они эксплуатировали все свои права и атрофировали все свои обязанности» (стр. 406). «Свой благородный дворянский долг родовитое дворянство реализовало в поземельные банковские долги» (стр. 394, т. е. дворянство, как и в последствии советская «элита», продалось, пало жертвой обобщённого оружия четвёртого приоритета).
«Христы редко являются, как кометы, но Иуды не переводятся, как комары» (стр. 380). «У них нет совестливости, но страшно много обидчивости: они не стыдятся пакостить, но не выносят упрека в пакости» (стр. 398). «На что им либерализм? Они из него не могут сделать никакого употребления, кроме злоупотребления» (стр. 381).
«Холопство перед своим собственным величием, притом совершенно призрачным, болезненным продуктом своего же воспаленного воображения» (стр. 404). «Культурные нищие, одевающиеся в обноски и обрывки чужой мысли; растерявшись в своих мелких ежедневных делишках, они побираются слухами, сплетнями, словцами, чтобы сохранить физиономию интеллигентов, стоящих в курсе высших интересов своего времени» (стр. 379).
Как видно по жизни последних нескольких десятков лет эти характеристики по существу справедливы и по отношению к советской «элите» накануне начала перестройки, и к нынешней российской «элите».
[81]
На это указывает ещё один афоризм В. О. Ключевского: «Нравственное богословие цепляется за хвост русской беллетристики» («Собрание сочинений в 9 томах». Москва, «Мысль», 1990 г., т. 9, стр. 423). Ответом ему на сделанный им нравственно-этический выбор могла бы быть народная пословица: «Богу не грешен — царю не виновен», — которую следует понимать и в том смысле, что верноподданность греховна, поскольку «дело кесаря» не всегда лежит в русле Промысла Божиего, и никто не вправе становиться между Богом и человеком, обязывая его действовать вопреки совести (точнее — вопреки жизненному смыслу, встающему в сознании человека из его совести).
[82]
См., в частности, статью Л. Н. Толстого «Почему христианские народы вообще и в особенности русский находятся теперь в бедственном положении» (в материалах КОБ она приведена в качестве Приложения 2 в работе «Мастер и Маргарита»: гимн демонизму? либо Евангелие беззаветной веры» по публикации в журнале «Слово», № 9, 1991 г., стр. 6-10). Главная её мысль: Учение Христа в исторически реальном христианстве подменено учением Савла, известного как апостол Павел, которое содержательно отличается от учения данного Свыше через Христа. Это действительно так, поскольку учение Христа было о становлении Царствия Божиего на Земле усилиями самих людей; а учение Савла-Павла при всей его искренней благонамеренности объективно направлено на консервацию толпо-«элитаризма» и препятствование становлению Царствия Божиего на Земле по воле самих людей. Собственно этим церкви имени Христа и занимались на протяжении последних 2000 лет без малого, служа «делу больших и мелких кесарей» вопреки ясно высказанному Христом основополагающему принципу организации истинно христианского общежития людей: «25… вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; 26. но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; 27. и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Матфей, гл. 20).