— А почему вы его сохранили? — Внезапно спросил меня следователь, впиваясь в меня глазами. — Вы что, предполагали, что у вас могут спросить об этом? Почему вы заботились о подтверждении своего отъезда?
А, вот он и показал свое истинное лицо, подумал я. Да, такому палец в рот не клади…
— Очень просто, — ответил я. — Я сохранил его потому, что надеялся, что мне его оплатят на работе, в театре. Не такой уж я богатый человек, чтобы пренебрегать такими вещами.
— Но вы ведь совершали частную поездку? — насторожился следователь. — Вы ездили хоронить брата. Театр и не должен был оплачивать вам билет. Вы это понимаете.
— Ну да, — согласился я. — Но я ведь все же главный режиссер… Я могу попросить директора и он оплатит. Издаст приказ задним числом, будто я ездил в командировку, и оплатит. Свои же люди, должны друг другу помогать в беде.
— Вот, — сказал торжественно следователь. — Из-за такого кумовства и разбазаривания государственных денег страна и разваливается. «Рука руку моет» — и от этого такой ущерб стране. Потому мы и дошли до развала.
Он смотрел на меня гордым соколом. Но мне не хотелось дискутировать по пустякам.
— Я с вами не согласен, — сказал я. — Когда артисту, рабочему, учителю, врачу платят позорные гроши — это разваливает страну. Это — наносит ущерб государству. А человеческие отношения — это не разваливает ничего… Впрочем, вот вам билет. Делайте с ним что хотите. И скажите мне, наконец, что произошло и что вы от меня хотите?
Следователь с неприязнью посмотрел на меня. Не привык, чтобы противоречили ему. Это — тяжелое наследие тоталитаризма. Сначала царского, потом коммунистического. В России вообще все страшно обижаются, когда с ними не соглашаются в чем-то. Даже самые отъявленные демократы и борцы за свободу. Как правильно писал об этом Сумароков:
Потому что хоть каким стань демократом, а сущность свою и привычки в карман не положишь…
— А когда уходил ваш поезд? — спросил следователь, пытливо разглядывая билет.
— В восемнадцать часов, — ответил я. — Ровно в восемнадцать часов. А что вас так беспокоит? Почему вас так озаботили скромные события моей частной жизни?
— А у вас есть свидетели, что вы действительно уехали восемнадцатого в восемнадцать часов? — спросил меня следователь, не отвечая на мой язвительный вопрос.
— То есть? — не понял я.
— Кто-нибудь может подтвердить, что вы и вправду уехали, а не просто купили этот билет?
Следователь пояснил свою мысль:
— Вы же могли просто купить билет, и никуда не поехать… Кто-нибудь вас видел в поезде?
Я задумался. Вот ведь глупость какая… Если бы я заранее знал, что потребуется подтверждение, я нашел бы кого-нибудь. Но откуда же знаешь о таком? Можно было пойти в вагон-ресторан. Там всегда сидят командировочные из нашего города. Кто-нибудь из них знаком со мной. В лицо хотя бы… Но в последний раз я не ходил в вагон-ресторан. Может быть, проводник?
Я так и сказал. Потом мне пришло в голову:
— Слушайте, — сказал я. — Я же утром девятнадцатого был уже дома, в театре. Это все могут подтвердить. Как же я там мог оказаться, если бы не выехал вечером восемнадцатого?
Следователь задумался.
— Самолетом, — вдруг сказал он. — Самолетом можно за час долететь.
Глаза его загорелись.
— Должен вас огорчить, — ответил я. — К нам в город самолеты рейсовые не летают. Раньше летал один отсюда, а теперь — нет. Говорят, невыгодно. Вы же не думаете, что я нанимал самолет частным образом.
Я усмехнулся:
— Мы же не в Америке живем. Даже при всем вашем богатом воображении…
— Ладно, это мы проверим, — сказал упорный следователь. Вид у него был разочарованный. Потом я понял, что он очень хотел поймать убийцу, и надеялся, что убийца — это я. Было бы так удобно, если бы я оказался убийцей. Ловить не надо, хватать не надо. Уже пришел и здесь. Только конвой позвать и можно отчитываться о поимке злодея…
Не получилось.
— Теперь следующий вопрос, — сказал следователь. — За время вашего пребывания в квартире Ларисы Михайловны, не заметили ли вы чего-то необычного? Подозрительного?
Интересно, что он имел в виду?
— Может быть, вы все же расскажете мне, что произошло и к чему ваши вопросы? — спросил я. — Мне будет тогда легче понять о чем вы спрашиваете. Что вы имеете в виду? Какого рода необычные факты я должен был заметить?
Следователь задумался. Потом решил сказать все. Уж поскольку привлечь меня в качестве обвиняемого не получалось, он подумал, что можно привлечь меня как свидетеля.