Тогда я подскакиваю с места и бегу на кухню, где ещё продолжают ругаться взрослые. Я обнимаю маму и шепчу ей в ухо:
— Сейчас по телевизору начнётся твоё любимое ток-шоу.
— Правда? — оживляется мама, подхватывает свою тарелку с котлетой и бежит скорее к телевизору.
Тогда я обнимаю бабушку и тихо говорю ей:
— Не обращай внимания. Её, наверное, начальник отругал. Или просто она голодная. Давай ей сегодня уступим, посмотрим её дурацкое ток-шоу.
— Давай, — соглашается бабушка.
Она накладывает нам в тарелки ужин, и мы идём к маме. Мы сидим все вместе перед телевизором, накрытые бабушкиным клетчатым пледом, и едим котлеты, и смотрим это глупое мамино ток-шоу. И нам так хорошо всем вместе!
Концерт для баяна с барабаном
— Та-та-та! Тра-та-та! Мы везём с собой кота!
На днях бабушка подарила Костику жестяной барабан. Вообще-то, собиралась дудку, но в магазине не оказалось. И теперь целыми днями Костик вышагивает по квартире и испытывает терпение окружающих: — Тра-та-та! Тра-та-та!
С каждым ударом вмятин на барабане всё прибывает. А терпение у окружающих, напротив, тает и испаряется.
И, похоже, скоро закончится и исчезнет совсем.
Соседи сбоку сообщают о своём недовольстве, барабаня в стенку.
Соседи снизу выстукивают гневную морзянку на батарее.
Мама скрывается от Костика на кухне.
Но больше всех, конечно, страдает папа. С его тонким музыкальным слухом.
— Костик! Я тебя умоляю…
— Тра-та-та! Мы! Везём! С собой! Кота! Чижика! Собаку!
Никакого кота Костик, конечно, не везёт. Ему нельзя кота. У него на кота аллергия. И на чижика с собакой тоже.
— Лёгкие надо развивать, — говорит папа.
Намекает, что лучше бы бабушка подарила Костику дудку.
— Костик! Иди завтракать! — зовёт с кухни мама.
В том смысле, что если у человека руки заняты ложкой и вилкой, туда вряд ли поместятся барабанные палочки. Наивная! Есть можно и без рук. Просто слизывать масло с хлеба. А руки в это время…
Тра-та-та! Тра-та-та!
— У тебя бабочка есть? — спрашивает у Костика папа, аккуратно укладывая колбасу на бутерброд.
И потом так же аккуратно пристраивает этот бутерброд у себя во рту.
— Бабош-ш-шка есть, говорю?
Неожиданный вопрос.
— Бабушка?
Наверное, Костик что-то не расслышал. Папа всегда говорит с набитым ртом. Хотя Самого Костика… за это же самое…
— Ба-боч-ка! Бабочка есть у тебя?
Пожалуй, папа всё-таки рехнулся.
Какие бабочки среди зимы? Только полудохлые мухи ползают между рамами. Или он всё-таки про бабушку? Может, у Костика что-то с ушами?
— Ну хотя бы белая рубашка… — тяжело вздыхает папа.
Ах да! Сегодня концерт в папиной филармонии! И папа там заявлен… кажется, во втором отделении. Или в первом… И как же Костик мог про это забыть? Он же первый раз… его же до этого ни разу… ни в филармонию, ни на концерт… только в цирк… и в зоопарк… но зоопарк же не считается…
С потолка филармонии свисала огромная хрустальная люстра. И от этого было светло и празднично. И ещё немного душно. И ещё довольно-таки шумно. Потому что все вокруг разговаривали. Стукали сиденьями. Шелестели программками. Кашляли, кхекали, кряхтели. В общем, были какие-то больные. От волнения Костик, как только сел на своё место рядом с мамой, тоже начал кашлять и кряхтеть.
— Чш-ш-ш, — шикнула мама, — сейчас начнут.
И точно. Начали практически сразу.
Цок-цок-цок! Очень прямая женщина в синем бархатном платье прошагала, как солдат, по сцене и остановилась перед микрофоном. В зале стало тихо. Все неожиданно выздоровели.
— Начинаем наш концерт, посвящённый… выступает… лауреат… музыка… вторая симфония…
Костик из этой тарабарщины ничего не понял. Да и не до того было, чтобы вслушиваться. Потому что эта, в синем, тут же удалилась прочь. А вместо неё на сцену выскочила другая женщина. Такая же прямая. И тоже в бархатном платье. Только на этот раз в чёрном. Она прошествовала к огромному чёрному роялю, который стоял прямо посередине и который Костик поначалу даже не заметил — от волнения, наверное.