Вскоре Елизавета Георгиевна отсадила меня от Белова, справедливо полагая, что он мешает мне учиться. Но наша с ним тонкая, незримая связь не прервалась. Из всех девчонок в классе ко мне единственной он относился дружески-снисходительно. Даже, можно сказать, опекал.
Как-то знакомые родительских знакомых привезли мне из-за границы новый пенал. Красивый, мягкий, с магнитной защёлкой. На голубой крышке взбрыкивал копытами забавный фиолетовый пони. Внутри — иностранные ручки и разноцветные ароматные ластики. Неслыханная по тем временам роскошь. Все девчонки в классе мне дико завидовали. Впрочем, оказалось, не только они.
— Ну-ка! Дай посмотрю.
Толстые пальцы с обгрызенными ногтями по-хозяйски пошерудили в моём пенале. Раз! И мой самый любимый ластик — розовый, в форме клубнички и с таким запахом, что хотелось откусить сразу половину — исчез в бездонном кармане штанов Борьки Нефёдова.
Всю перемену я проревела в женском туалете. Вернуть потерю не представлялось возможным: с Нефёдовым не связывались даже самые отъявленные смельчаки и отчаянные герои.
Витька Белов, узнав причину моего безутешного горя, ничего не сказал. Только криво усмехнулся. Глубоко засунул руки в карманы и не спеша побрёл по коридору, равнодушно насвистывая себе под нос.
На уроке Витька так и не появился.
На следующей перемене он подошёл ко мне как ни в чём не бывало. Протянул в мою сторону тощий кулачок, весь покрытый красными незаживающими цыпками.
— Ты что? — не поняла я.
— На! — сказал Витька и перевернул кулак.
На Витькиной ладони, целый и невредимый, лежал мой розово-клубничный ластик. И такой был восхитительный запах! И такие чёртики прыгали в Витькиных болотно-зелёных глазах!
Потом Витька ещё не раз заступался за меня. Отнимал у Нефёдова мои линейки и ручки. Сдерживал толпу в дверях класса, чтобы я могла спокойно пройти. Как-то расквасил нос Круглову за то, что он испачкал мелом моё школьное платье.
Я недоумевала, почему именно меня Витька взял под свою защиту. Девчонки говорили, что я ему нравлюсь…
…Я рассматриваю большую фотографию нашего первого «А». Из одинаковых овалов выглядывают смешные физиономии: радостные, серьёзные, лохматые, прилизанные, улыбчивые, угрюмые. Я ищу себя. Моя тонкая цыплячья шея беззащитно торчит из белого стоячего воротничка. Светлые волосы зачёсаны назад, за слегка оттопыренные уши. На лице смущённая, неуверенная улыбка.
Мне кажется, ему просто было меня жалко.
Остальным девчонкам Витька спуску не давал.
Синицыной как-то намазал стул клеем «Момент». Елизавета Георгиевна вызвала её к доске, а она прилипла и сидела как пень. Даже говорить не могла — как будто клеем ей намазали не стул, а рот. И получила, конечно, двойку.
Машке Портновой Витька подбросил в портфель дохлого мышонка. Визжал весь класс — кроме Елизаветы Георгиевны и Круглова. Они валялись в обмороке и визжать не могли.
С особой изощрённостью Витька измывался над моей лучшей подругой Белкой Фридман. Ему не давали покоя Белкины волосы. Густые, жёсткие, как проволока, они ниспадали ей на плечи, завиваясь тугими крупными кольцами. Чего только Витька не придумывал! Запихивал в Белкины кудри скрученные в виде папирос бумажки, колпачки от авторучек и прочий школьный мусор. Склеивал их жвачкой и пластилином. Втихаря отрезал ножницами клочья и подсовывал их Круглову в карман…
Доказательств причастности Белова ко всем этим безобразиям не было никаких. Тем не менее никто не сомневался, чьих это рук дело.
— Скажи этому дураку Белову! — уговаривали меня подруги. — Сколько уже можно!
Наивные! Они всерьёз полагали, что я имею над Витькой какую-то власть.
Повлиять на Белова было невозможно. Я не могла этого сделать, даже если бы очень сильно захотела.
И тогда они сговорились без меня.
Уроки закончились, школа пустела стремительно, как будто объявили эвакуацию. Я шла в сторону раздевалки.
— Вот тебе! Вот!
— Получай!
— Будешь знать!
— Допрыгался?!
Я сделала ещё несколько шагов… и оторопела. Витька стоял в плотном кольце окруживших его девчонок. Они наседали на него, как курицы на случайно залетевшего в их курятник чужого петуха. Галдели. Размахивали перед его носом кулаками и портфелями. Щипали за уши. Пихали в бока и спину.