Улица Дыбенко выглядела так же, как и все остальные улицы Химки-Ховрина. Похожие дома, либо башни, либо девятиэтажные, белого цвета, с балконами, поросшие травой лужайки, продолговатые магазины с широкими стеклянными витринами. Все на одно лицо. Если бы я жила здесь, я, наверно, каждый раз возвращаясь, путала бы дом и подъезд.
Он вылез из машины, стал рыться в карманах. Протянул мне две рублевые бумажки, снова полез в карман за мелочью.
— Пожалуйста, — сказал он, — сдачи не…
Запнулся, не закончил слова. А я была готова говорить с ним. Я готовилась всю дорогу.
— Здравствуй, папа, — сказала я.
— Это ты, — помедлив, ответил он, — Катя…
— Она самая, — весело проговорила я.
— Постой, неужели? Вот неожиданность!
Открыл дверцу, снова сел в машину, рядом со мной. Молча разглядывал мое лицо, волосы, банлоновый джемпер, который я зачем-то надела в эту жару и теперь парилась в нем, словно картошка в кастрюле без воды. Я видела, как его глаза медленно сползают с моего лица на руки, потом опять глядят на волосы и опять на лицо…
— Как ты живешь, Катя? — спросил он наконец.
— Нормально. Мы давно не виделись. У тебя все в порядке?
— Все, — ответил он. — Как Маська?
— Сдает экзамены.
— Маська сдает экзамены, — повторил он. — Подумать только, наша Маська…
— Ей уже четырнадцать лет и два месяца…
Он медленно покачал головой:
— Боже мой, как летит время!
— У тебя есть дети? — спросила я.
— Нет, но есть у жены. — Он быстро, скороговоркой произнес это слово. — Сын от первого брака. Ровесник Маськи.
Когда отец жил с нами, Маська любила за обедом сидеть у него на коленях. Мама сердилась:
— Ты мешаешь папе. Садись на место…
Но отец защищал Маську:
— Она мне нисколько не мешает…
Вряд ли его пасынок, сын нынешней жены, садится к нему на колени. Впрочем, Маська теперь тоже не села бы. Она уже большая. Может быть, когда отец глядит на него, ему вспоминаются Маська и я?..
— Как мама? — спросил он.
— Нормально.
— У тебя все нормально, — сказал он.
— Дымка умерла, — сказала я.
— Дымка? — переспросил отец, стараясь понять, кто это. — Ах да, Дымка! Как жаль! От чего?
— От старости.
Я не хотела сказать, что Дымка умерла, как считали все, от тоски по нему.
— От старости? Ей же было совсем немного…
— Девять лет для собаки порядочно. А у тебя сейчас есть собака?
— Есть тибетский терьер.
— Как зовут?
— Тошка. Очень смешной, кудлатый, глаз не видать…
— Маська таких любит…
Он взял меня за руку и тут же выпустил.
— Катя, я хочу, чтобы ты не осуждала меня, слышишь?
— Слышу.
— Пойми, девочка, ты уже взрослая, ты должна понять. Я не хотел вести двойную жизнь. Лучше правда, какая бы она ни была!
Я посмотрела на часы. И он тоже посмотрел на мои часы. Когда-то они принадлежали ему. Большие, плоские, с выпуклым стеклом, они мне очень нравились, и он знал о том, что они мне нравятся, и подарил мне часы. Мама удивлялась:
— Зачем тебе мужские часы?
А отец говорил:
— Ну, раз они ей так понравились, пусть носит…
— Ты спешишь? — спросил отец.
— В общем, да.
— Подожди, — сказал он. — Я же ничего о тебе не знаю. Ни о ком из вас не знаю. Значит, ты работаешь на такси?
— Как видишь.
— А учиться не хочешь: ты, помню, хотела поступать в МГУ!..
Я промолчала. Что тут ответить?
— Ты сердишься на меня? Только говори правду.
— Нет, — ответила я. — Не сержусь, скорее удивляюсь.
— Чему же?
— Тому, что ты ни разу у нас не был.
Он заговорил торопливо:
— Я виноват, знаю, конечно, виноват, но тут было много всякого, от меня не зависящего, я уезжал надолго, потом жена болела…
И опять слово «жена» произнес скороговоркой..
Как-то неловко было его слушать. К чему оправдываться? К чему говорить какие-то стертые, лишенные смысла слова?
Сказал бы просто: «Боюсь вас видеть. Вот так вот, боюсь…»
Потому что он наверняка боится нас. Особенно, должно быть, меня и Маську. Может, и собирался поначалу прийти к нам, но каждый раз откладывал, искал и находил предлог, чтобы не приходить, а после привык. В конце концов ко всему же привыкают…
Я хотела сказать ему, что все понимаю. Ну, пусть не все, почти все. Я ведь уже большая. Глава семьи. Маська зовет меня «хозяин». И за столом я сижу на папином месте. И когда прихожу с ночной смены и ложусь спать, мама с Маськой ходят на цыпочках, и я слышу, как Маська громким шепотом говорит по телефону подруге: