— Позвони позднее. У нас хозяин спит…
Порой мне кажется, что Маська называет меня «хозяин» потому, что старается представить отца на моем месте. Или просто хочет доказать подругам, что все у нас в порядке, все как надо.
Маська на редкость скрытная. Это хорошо. Пусть будет так. И пусть никто ни о чем не знает, не расспрашивает, не пытается пожалеть. Нам с Маськой это не нужно!
А еще я хотела сказать, что, несмотря ни на что, люблю его. И Маська любит. Иной раз вертится перед зеркалом, разглядывая свое лицо, и вдруг спросит:
— Правда, я похожа на папу?
Тяжело все это, как бы мы ни пытались позабыть о нем, вычеркнуть его из сердца, из памяти! Правда, никто из нас не пытается позабыть его. Ни мама, ни мы с сестрой. Просто стараемся не говорить о нем.
— Я приду к вам, Катя, — сказал отец. — Непременно приду, в ближайшие же дни.
Я снова глянула на часы.
— Понимаю, — сказал он. — Тебе некогда.
Я молча протянула ему руку. В его правой ладони все еще были зажаты два рубля, которые он раньше приготовил для меня. Он быстро переложил их в левую руку.
— До свиданья, Катя…
Может быть, ему хотелось поцеловать меня, но он боялся, что я отвернусь…
Смущенно глянул на счетчик, я совсем, позабыла про счетчик, и он отстукивал уже четвертый рубль.
— Смотри, как уже много! Я тебе заплачу еще…
— Да что ты, зачем? — сказала я.
— Как зачем? Ты же на работе! Если каждый пассажир…
— Ладно, — перебила я его, — считай, что я прокатила тебя на собственной «Волге».
Он натянуто усмехнулся:
— Пусть так. Значит, я приду, Катя, непременно приду в самое ближайшее время.
Я помахала ему рукой и поехала дальше по улице Дыбенко, где в ряд друг возле друга стояли одинаковые дома, а на лужайках одинаково зеленел газон. Где-то в одном из этих домов-близнецов жил мой отец.
Я посмотрела в зеркальце, он все еще стоял там, где я оставила его, и глядел мне вслед.
Это был мой последний пассажир за день, я ехала прямо в парк и никого по пути брать не хотела…