И я в самом деле не пожалела.
Улица Медиков находилась довольно далеко от центра города и походила на деревенскую: одноэтажные деревянные дома, огороженные палисадниками, деревья, растущие вдоль тротуаров, скамейки возле заборов.
В одном из таких вот домиков проживала тетя Лиза, худенькая, низкорослая, в чем только душа держалась, старушка, впрочем быстрая и проворная не по годам.
— Живи, милая, что мне, места, что ли, жалко? — сказала она, проведя меня в маленькую, метров семь, не больше, комнату, уютную и теплую, с большой, пышной кроватью — подушки на кровати, казалось, восходили до потолка, — с вышитым гладью подзором и ковриком на стене, с комодом, покрытым вязаной скатеркой, и печкой-голландкой в синих и розовых старинных изразцах.
Я прожила у тети Лизы шесть дней и за это время успела хорошо изучить и увидеть весь уклад ее жизни.
Она жила не одна, рядом, за стеной, в другой половине, находилась семья ее сына с женой и дочкой.
Сын был алкаш, это мне тетя Лиза выложила в первый же день, уже и лечился и несколько раз лежал в больнице, но ничего не помогало, проходило недели две, от силы три, и он снова напивался до бесчувствия. Жена его была порядочная дрянь, это мне уже сказали соседи, заходившие к тете Лизе, по мнению же тети Лизы — страдалица и мученица.
Тетя Лиза никогда никого не осуждала. Даже невестку, ни с того ни с сего невзлюбившую ее, даже сына-алкаша, даже внучку, избалованную и дерзкую деваху, унаследовавшую склочный характер матери.
— Бог с ними, — говорила тетя Лиза. — Это они не с добра, а от жизни. Жизнь-то больно к ним неласковая…
Она работала санитаркой в местной больнице — эта работа удивительно подходила ей. Прежде всего потому, что она была жалостливой, милосердной. Не очерствев душой, по-настоящему жалела больных; признавалась мне, приходя домой после работы:
— Уж как, ты бы знала, они меня ждут…
И я верила ей. Я бы тоже ждала ее, если бы лежала в больнице…
Она работала через день, но тот день, что была дома, не имела ни минуты покоя: то и дело приходили люди, жившие не только по соседству, но даже с других улиц, у каждого было до нее дело, каждый со своей просьбой: кто просто оставит ключи от дома, кто приведет к ней ребенка, попросит приглядеть за ним, кто пригласит навестить больного, хотя бы ненадолго, пока вернутся домашние…
Ее душа, как и ее дом, была открыта для всех. Уж такой у нее был характер, она не умела отвадить от дома, сказать резкое слово, отвернуться, начисто отказать кому-то, даже малознакомому, в его просьбе…
Кроме того, она не уставала помогать невестке, хотя та в открытую, неведомо почему, ненавидела свою свекровь.
Тетя Лиза знала, что она ненавидит ее, но не осуждала и никому на невестку не жаловалась.
Как-то я не выдержала:
— Тетя Лиза, вы вот всех жалеете, а себя никак не удосужитесь пожалеть…
Она удивленно взглянула на меня:
— Чего мне себя жалеть? Я, поди, не больная, на своих ногах, ни от кого не завишу…
— Я не о том, просто смотрю на вас и вижу, что вы никогда не отдыхаете, даже в выходной у вас и минуты свободной нет…
Она махнула рукой:
— И не надо! Кому она нужна, эта минута? Меня не выручит, людей не облегчит. Я лучше поработаю так, как нужно…
И работала. И делала для окружающих все, что могла. И легко, как бы играючи, помогала всем, кто бы о чем бы ее ни попросил.
Уезжая обратно в Москву, я сказала ей:
— На таких, как вы, тетя Лиза, земля держится…
Она не стала спорить со мной. Может быть, никому бы не призналась, но и сама в какой-то степени так считала?
Помолчала немного, потом сказала, словно бы говоря сама с собой:
— Вот помру, что с ними со всеми будет?..
Я вернулась в Москву и спустя какое-то время написала очерк «Тетя Лиза с улицы Медиков».
Ардик Моргунов слетал в этот город на один день, нащелкал множество снимков, очерк был опубликован с фотографией тети Лизы, вышла она совсем на себя непохожей, почему-то жгучей глазастой брюнеткой, а на самом деле была светло-русой, с изрядной сединой. И глаза у нее были небольшие, ясные, в слегка припухших веках…
Я послала тете Лизе газету с очерком, она написала мне в ответ:
«Зачем ты меня такой выставила? Получилось, вроде я святая, без сучка и задоринки…»
Я нет-нет, однако выбирала время и летом или осенью приезжала навестить тетю Лизу, благо лёту от Москвы до этого волжского города было всего час с небольшим.