И каждый раз, видя ее на ногах, по-прежнему не знающей устали, по-прежнему отдающей все свои силы другим, не умеющей думать о себе, непривычной отдыхать, я непритворно радовалась.
Как-то я призналась Ардику, что благодарна судьбе за то, что она помогла мне ближе познакомиться с тетей Лизой и узнать ее.
— Ты не судьбу благодари, — сказал Ардик, — а свою профессию, потому что, не будь ты газетчиком, черта с два ты бы познакомилась с нею. И вообще, один шанс из тысячи, что ты могла узнать, что в таком-то городе на улице Медиков живет некая тетя Лиза, святой души человек…
Потом лицо его стало необычно серьезным, и он произнес совсем другим тоном:
— А вообще-то теплее жить, когда знаешь, что такие вот люди живут в одно и то же время с тобою на земле…
И я не могла не согласиться с Ардиком…
6
Городок походил, должно быть, на все маленькие русские города, в которых мне приходилось бывать.
Низенькие, уже старые дома чередовались с новыми, наверно построенными за последние годы, четырех- и пятиэтажными, городской парк простирался неподалеку от реки, автобусы отъезжали в разные стороны от привокзальной площади в пригородные села.
Напротив вокзала красовалось здание гостиницы «Смоленск», очевидно недавно построенной.
Над рубчатыми пластиковыми дверьми виднелся плакат «Добро пожаловать».
Однако, несмотря на приветливое приглашение, свободных мест в гостинице, само собой, не оказалось.
Поначалу не помогли ни командировочное удостоверение из Москвы, ни билет Союза журналистов.
Но в конце концов, как гласит народная мудрость, все когда-нибудь и как-нибудь образуется.
И я получила маленький, с видом на двор, зато очень тихий и потому уютный номер с деревянной кроватью, туалетным столиком, непременным торшером между такими же непременными двумя креслами, обитыми зеленым плюшем.
Рядом с моим номером, в узеньком коридоре, помещался буфет — булочки, крутые яйца, жареное мясо, подозрительно румяная колбаса. Огромный самовар исходил паром, особенно отрадным в этот пасмурный осенний день.
Я взяла чай, булочку с маслом, крутое яйцо.
Толстая, вальяжная, по-своему красивая буфетчица, улыбаясь всеми ямочками на розовом, цветущем лице, сказала:
— Вам повезло, все уже поели. Я собиралась закрываться, а тут вы подошли. Стало быть, вы — везучая…
Я ответно улыбнулась ей. Неужто меня можно назвать везучей?
Самой себе я казалась, наоборот, изрядно неудачливой: личная жизнь не удалась, карьеры не сделала, исполнения своего самого горячего желания — стать писательницей — не добилась.
Чего же тут такого везучего?
Однако к чему обо всем этом знать толстой буфетчице? Какое ей, в конце концов, дело до меня?
А вот мне есть до нее дело. Должно быть, она — местная, и с нею имеет смысл побеседовать о Праховых.
— Вы местная? — спросила я ее.
Она пожала круглыми, наливными плечами:
— Да как вам сказать, не очень. Второй год всего лишь здесь живу…
— Стало быть, не знаете Праховых?
— Нет, не знаю. А кто такие?
— Хорошие люди, говорят, — сказала я.
Красивое, в зареве румянца лицо ее снова осветилось улыбкой, казалось, все ямочки на нем заиграли.
— Если говорят, стало быть, наверное, так и есть.
— Возможно, — согласилась с нею я.
— А все одно, проверьте, вдруг что-то все-таки не так? Как думаете?
— Все может быть, — ответила я.
Выйдя из гостиницы, я пошла искать улицу, на которой жили Праховы. Я шла незнакомыми улицами, рассеянно поглядывала на прохожих, в ушах моих звучали слова пригожей буфетчицы: «А все одно, проверьте, вдруг что-то все-таки не так?»
Вначале меня несколько поражало количество писем, восхваляющих семейство Праховых. А потом я поверила им, хотя иногда казалось — во всех письмах, написанных различными людьми, есть какая-то досадная назойливость.
Впрочем, Ардик, тоже довольно доверчивый, хотя в достаточной мере наделенный скепсисом, признавался порой:
— Даже не верится, неужели бывают такие ангелы?..
Правда, Виктор Ветров однажды спросил:
— Почему это жители …ска хотят, чтобы как можно больше народу узнало о Праховых?
Я возразила ему:
— А что в этом такого? Вполне естественное желание, они хотят, чтобы как можно больше людей брали пример с Праховых. Почему бы и нет?
Приближаясь к Продольной улице, я все время спорила сама с собой, то говорила за кого-то чрезвычайно недоверчивого, врожденного скептика, то возражала уже за себя, спрашивала, отвечала, снова соглашалась и опять спорила…