Дом Праховых был окружен, как и почти все остальные дома в городе, садом. Сад казался большим — много деревьев, кустарники, цветочные клумбы. Должно быть, летом сад хорош.
Дом был двухэтажный, окрашенный в веселый зеленый цвет. На красной крыше — вырезанный из жести петух.
Праховы жили на первом этаже. Я позвонила в дверь, мне открыл мальчик лет четырнадцати-пятнадцати. Невысокий, ушастый, коротко стриженные светлые волосы, смуглые, как бы сохранившие еще с лета крепкий загар, щеки, воротник клетчатой ковбойки открывает сильную мальчишескую шею…
— Вам кого? — спросил.
— Праховы здесь живут?
Он повернулся.
— Проходите, вот сюда…
Я прошла вслед за ним по узкому, тесно заставленному сундуками, корзинами, трехколесными велосипедами коридору.
Дверь в комнату была открыта, поэтому в коридоре было светло. Мальчик вошел, став против меня. Комната была довольно большая, просто обставленная: круглый стол со стульями, сервант, телевизор «Рекорд» на металлических ножках. Стены увешаны эстампами, все больше цветы, деревья, берег реки. В простенке — овальное зеркало. Под зеркалом висят фотографии, издали не различишь лица на них.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал мальчик.
— Нельзя ли снять пальто? — спросила я.
— Сейчас, — заторопился он. Я скинула пальто, он взял его, вынес в прихожую, снова вернулся.
— Ты, наверно, старший?
Он кивнул:
— Да, я — старший. Меня зовут Олег. А вы, наверное, из газеты?
— Угадал.
— Из какой газеты?
— Из московской.
Я назвала нашу редакцию.
— А где все ваши?
— Папа скоро придет, он ушел ненадолго, а мама с сестрой и братишкой уехала в деревню, к бабушке, на несколько дней. У нас бабушка заболела…
Он не успел договорить, стало слышно: издали хлопнула дверь, послышались чьи-то шаги.
— Это папа, — сказал Олег.
В комнату вошел, тяжело опираясь на палку, грузный, уже немолодой мужчина. Большое, с обвислыми щеками лицо, густые брови, светлые глаза. Взгляд острый, проницательный и, как мне подумалось, мгновенно все схватывающий…
Он кольнул меня быстрым своим взглядом, улыбнулся, спросил вежливо, четко разделяя слова:
— Вы ко мне? Извольте, вот он я…
— Это из Москвы, из редакции газеты, — сказал Олег.
— Вот как, — сказал Прахов. — Очень рад, конечно, а по какой же причине мы понадобились вам?
Я предпочла объяснить сразу же все, как есть.
— Я к вам приехала из редакции…
Я назвала свою газету и лишний раз убедилась, что название газеты в достаточной мере популярно. Лицо хозяина дома озарилось широкой улыбкой.
— Как же, как же, наслышаны. Конечно, это все нам очень приятно, единственно, что хотелось бы знать, зачем вам понадобилась моя скромная персона?
— Не только вы, но и все ваши домашние мне понадобились, — ответила я. — Вы знаете о конкурсе, который проводит наша газета?
— Нет, — ответил Прахов. — Про какой конкурс вы говорите?
— Конкурс среди читателей, — начала я терпеливо пояснять ему. — Читатели пишут нам о самом хорошем человеке, которого им посчастливилось увидеть в жизни.
— Так-так, — сказал Прахов. — Признаться, не знал. Правда, давно как-то не приходилось читать вашу уважаемую газету, дел, знаете, много, очень даже много, иной раз, верите, не успеваешь к занятиям подготовиться, а я, кроме того что завуч, еще и математику в седьмых преподаю…
Я продолжала говорить дальше:
— Мы получили очень много писем из вашего города, ваши земляки пишут больше всего о вас, о вашей семье, о том, какая у вас отличная, хорошая, дружная семья…
Он слегка улыбнулся:
— Семья у нас действительно неплохая, только к чему обо всем этом на весь мир кричать?
— Почему на весь мир? — спросила я. — У нас в газете, я же вам сказала, был объявлен конкурс…
— Да, да, — он махнул крупной ладонью. — Простите, я вспомнил.
— Хотите, покажу вам несколько писем? — спросила я. — У меня с собой, там написано о вас…
— Да что вы! — Прахов вытянул вперед обе руки, как бы защищаясь от меня. — Зачем мне? Мы же и знать ничего не знали и ведать не ведали, да и к чему нам вся эта шумиха? Живем тихо, смирно, никого не трогаем, ни к кому не лезем, делаем свое дело и тут узнаем, что нежданно-негаданно из самой Москвы, столицы, к нам, оказывается, корреспонденты едут, на нас поглядеть, побеседовать с нами. Не скрою, — продолжал он, — что все это чрезвычайно лестно для нас, кто же спорит, но, право же, я тут ни при чем, и мои ребята тоже ни при чем, ведь небось ты, Олежка, — он взглянул на сына, — ты, наверно, диву даешься, что до самой Москвы о нашей семье слух дошел? Олег ничего не ответил.