— Этого я не понимаю, — сказала я. — И, наверно, никогда не пойму.
— Ты — журналистка, — сказал он. — У тебя сама твоя профессия предрасполагает к любопытству, что ли…
— Мой отец не был журналистом, как тебе известно, — сказала я, — но никогда не терял интереса к людям, к самой жизни.
Игорь кивнул:
— Он был именно такой…
— Да, он был такой.
Игорь вынул еще одну сигарету. Предложил мне, и я тоже взяла, прикурила вместе с ним.
— Я был, если хочешь, поначалу чересчур удачлив. Ну конечно, за исключением гибели отца, — это было первое, мое самое большое горе, — а так, в остальном, я был удачлив. Все ко мне хорошо относились, любили меня хорошие люди…
Он взглянул на меня, но я отвела взгляд в сторону, старательно затянувшись сигаретой.
— Помнишь, — снова начал Игорь, — у твоего отца была теория маленьких праздников?
— Конечно, помню.
Отец говорил: «Запасайтесь витаминами! Сегодня у вас радость, пусть самая маленькая, растяните ее подольше, вспоминайте ее почаще и грейтесь об нее, тогда вам будет легче и веселее жить…»
Игорь проводил меня до моего этажа на лифте.
— Наверно, пройдет еще много лет, пока мы снова увидимся, — сказал он.
Может быть, он ждал от меня иного ответа, но я не стала кривить душой:
— Наверно. А может, и никогда больше не встретимся…
— Ты уверена в этом? — спросил Игорь, задержав мою руку в своей.
— Все может быть, — повторила я.
А про себя решила: лучше бы нам больше никогда не встречаться. Ни к чему…
9
Мой поезд отходил в одиннадцатом часу. Идти до вокзала было недалеко, я взяла свой чемоданчик, в последний раз выпила чаю у красивой буфетчицы и отправилась не торопясь на вокзал.
До отхода поезда было добрых минут пятнадцать. Я раскрыла свой американский детектив, углубилась в чтение, время от времени поглядывая на дверь: кто, интересно, окажется моим соседом в эту ночь?..
Переворачивая страницу, я подняла голову от книги, случайно глянула в окно и вдруг увидела Олега, стоявшего на перроне вблизи моего вагона.
Я встала, опустила стекло.
— Олег, ты что здесь делаешь?
Он обрадованно бросился ко мне.
— Я зашел за вами в гостиницу, но вы уже ушли. А я хотел вас проводить, да не знал, в каком вы вагоне…
Он встал перед моим окном, все в той же суконной курточке, шея открытая, без шарфа.
— Хоть бы шею закрыл, — сказала я. — А то как бы не простудился…
— Сегодня потеплело, не простужусь, — ответил он.
Я понимала, о чем он хочет просить меня еще раз, и решила опередить его.
— Вот что я тебе скажу, Олег, ты уже почти взрослый, я с тобой поэтому буду говорить на равных, идет?
— Идет, — ответил он. — Конечно, идет.
— Я постараюсь сдержать свое слово, — продолжала я. — Я ничего не напишу о вашей семье, ни хорошего, ни плохого. Но я не поручусь, что не найдется кто-то, кто захочет ошельмовать твоего отца, нет, я не так выразилась, не ошельмовать, а попросту разоблачить его…
— Я тоже не поручусь, — сказал Олег.
За моей спиной послышался шум. Я обернулась, в купе вошла рыхлая старуха с огромным чемоданом.
— Это место десятое? — спросила она.
— Да, — ответила я. — Десятое.
— А ваше какое место? — спросила старуха.
— Мое одиннадцатое, — ответила я. — Но вы не беспокойтесь, я уступлю вам свое место…
Она благодарно улыбнулась.
Как хорошо иногда, пусть ненадолго, вновь ощутить себя молодой и сильной.
— Вы не будете писать? — снова спросил Олег.
— Нет, не буду.
Я подумала о том, что-то скажу в редакции? Как оправдаюсь?
Жаль, что нет больше в живых Евсея Евсеевича. Он наверняка сумел бы посоветовать, как мне поступить.
Тогда, стоя в купе поезда, который должен был вот-вот отойти, я не представляла себе, как развернутся события в дальнейшем, — впрочем, если бы даже знала, должно быть, все равно не решилась бы подвести Олега.
Хотелось сдержать во что бы то ни стало слово, данное ему.
В тот вечер я еще ничего ни о чем не подозревала. Слово я сдержала, как и обещала Олегу, но от этого моя вина не стала меньше. Ведь я, журналистка, имевшая за плечами немало лет работы в редакции, оказалась слабаком, поступилась своей журналистской честью, прошла мимо безнравственных, нечестных поступков.