Полукаров даже глаза закрыл на миг, до того ему стало как-то неловко за нее. Подумалось, наверное, Ивану Ермолаевичу тоже не нравится Вероника. Однако он не решился спросить, а тот также ничего не сказал ему.
«Боже мой, да что же это такое? — думал Полукаров, глядя на Веронику. — Неужто она не понимает, как это все не так, все, все…»
Должно быть, не одному Полукарову приходили точно такие же мысли в голову, позднее, спускаясь в курительную, он повстречал жену Гриба, и она произнесла сочувственно:
— Ну, ничего, ничего, могло бы быть еще хуже…
— Вы так считаете? — спросил Полукаров.
Она кивнула.
— Репетиция еще ровным счетом ничего не значит, подождите, спектакль обкатается, все будет чин чинарем…
Он не дослушал ее, невежливо отвернулся. Не следует его успокаивать, он не выносит решительно никаких утешений.
После репетиции Полукаров подождал Веронику, вместе с нею вышел из театра. Оба молчали. Полукаров первый не выдержал:
— Ну, что с тобой, малыш? Почему такой грустный?
Она ответила, не глядя на него:
— Не надо говорить со мной таким тоном.
— Почему не надо?
Он крепко сжал ее руку, она осторожно высвободилась, сказала, по-прежнему не глядя на него:
— Я уже достаточно взрослая, все, что следует понять, понимаю.
Он не стал допытываться, что же она поняла, не стал потому, что боялся сделать ей больно. Ведь если она спросит напрямик, как она ему, понравилась или нет, он не сумеет солгать. Непривычный ко лжи, даже ради нее, самой любимой, он не захочет кривить душой.
Должно быть, ей это тоже было понятно, хотя она не произнесла ни слова. Так молча они дошли до дому. Он поставил чайник, но Вероника сказала:
— Я очень устала, не буду чай пить…
Сразу же разделась, легла в постель, укрылась с головой. А он долго сидел на кухне, курил, просматривал исписанные блокноты, рисовал чертиков и думал о том, какая все-таки странная у них с Вероникой жизнь. Странная, не во всем понятная, хотя они и любят друг друга. Он, во всяком случае, любит ее безумно…
— Скажи правду, — не отставала Вероника. — Я ведь тебе тогда не понравилась?
Он молча взглянул на нее, молча кивнул головой:
— Да, не очень.
— Ты посчитал меня бездарной дурой?
— Ну, зачем ты так?
— Говори, — настаивала Вероника, блестевшее от жирного крема лицо ее обострилось, напряглось, глаза потемнели, сузились, тонко вырезанные ноздри дрожали.
— Разумеется, я не посчитал тебя бездарной дурой, — начал Полукаров, стараясь говорить как можно более спокойно. — Да ты и сама знаешь, что далеко не бездарна!
— Ничего я не знаю!
Голос Вероники прервался, словно она старалась подавить внезапные слезы.
— Знаешь, — мягко сказал он. — Ты человек, безусловно, одаренный…
— Спасибо, — прервала его Вероника, скривив губы. — Большое спасибо за ложечку меда…
Такой он ее еще не видел. Вся какая-то колючая, с трудом заставляющая себя говорить относительно тихо, но в душе, видно, неистово разъяренная, обиженная прежде всего на него. А за что, спрашивается, сердиться? Ведь в конечном счете это он должен на нее сердиться, а не она на него, из-за нее спектакль может разойтись по швам…
Полукаров поймал себя на том, что испугался. По-настоящему испугался. Как можно так думать? И о ком, о ней, самой любимой, самой для него желанной?! Но как бы там ни было, а что есть, то есть. Ему вспомнилось излюбленное выражение Лешки Коробкова: «Платон, или ты, или кто еще другой мне друг, но истина дороже. Истиной ни за что не поступлюсь!»
«И я не хочу и не могу поступиться истиной», — подумал Полукаров.
Вероника тряхнула волосами, светлые льющиеся пряди рассыпались по плечам.
— Если бы можно было, я бы охотно передала роль…
— Ну зачем ты так, — сказал он.
— Да теперь уже поздно, надо было решать раньше…
Он ничего не ответил. Она взяла металлическую гребенку, стала расчесывать волосы, глядя в зеркало отсутствующим взглядом.
— Жаль, что второй состав еще не готов…
— Перестань, Вероника, — сказал Полукаров — Маленькая моя, прошу тебя…
Взял, ее руку, прижался к ней губами. Вероника осторожно, но решительно высвободила свою руку из его.
— Ладно, я сама понимаю, теперь уже трудно что-либо переделать. Но об одном прошу — не приходи ни на генеральную, ни на премьеру.