Выбрать главу

— Как же ты могла выбрать такую профессию? — спросил он ее тогда. — Ведь у тебя профессия, прямо скажем, самая что ни на есть громкая и всегда на людях.

Она пожала плечами, а он забыл этот разговор. Теперь вот вспомнил.

«А любила ли она меня? — спросил себя Полукаров. — Или жила со мной просто потому, что не могла не уступить моему натиску, поддалась моему чувству? А сама не любила ни капельки? Неужели так могло быть? Неужели?»

Незаметно для себя он свернул на Петровский бульвар. Уже был вечер, бульвар заметно опустел, лишь иногда попадались редкие прохожие да кое-где на скамейках сидели молчаливые парочки.

Невольно он позавидовал:

«Вот кому хорошо! Сидят рядышком, и больше никто им не нужен. Глядят друг на дружку, и каждый представляется другому самым красивым. Самым лучшим во всей вселенной. Впрочем, так и должно быть. Разве Вероника не казалась самой изо всех прекрасной, самой лучшей, единственной на всем свете?»

У него снова больно сжалось сердце, так больно, что он даже остановился, словно не было сил шагать дальше.

Потом дошел до трамвайной остановки. Там стояла полупустая «Аннушка», готовая вот-вот тронуться в свой путь вдоль бульваров.

Он вскочил в вагон, вдруг вспомнил, что некуда ехать. Домой, туда, где все это время он жил с Вероникой, больше хода нет! Он туда не вернется, с этого дня они больше не будут вместе. Так тому, видно, и быть. Куда же ехать? К кому?

Потом он вспомнил о Лешке Коробкове. Вот к кому следует поехать, только к нему, старому другу, незаслуженно, чего греха таить, забытому, они редко виделись теперь, и все-таки Полукаров знал, Лешка не обидится на него, а если даже и обидится, не покажет вида, он такой…

РАССКАЗЫ

АРТИСТКА

Она живет в Калашном переулке, в четырехэтажном, старинной кладки доме.

У нее крохотная однокомнатная квартирка, миниатюрная, словно обитель Дюймовочки. Мебели в комнате очень мало, а на кухне и того меньше: плита, полка над плитой, маленький столик и еще холодильник «Морозко». Зато и в комнате и на кухне все стены в портретах. Кое-где висят старые, пожелтевшие от времени афиши, на них чуть ли не в полметра величиной фамилии прославленных некогда киноактеров, которых теперь уже никто не помнит; среди фамилий второстепенных участников фильма и ее фамилия, мелким шрифтом.

Почти на всех фотографиях — она, хозяйка квартиры, в различных позах и костюмах.

Фотографии, надо отдать должное, повешены обдуманно, последовательно, по годам, начиная с коротко, под мальчика стриженной комсомолки в полосатой майке, кончая опереточной дивой в кружевном пышном туалете, украшенном лентами и бантами.

Комсомолка в полосатой майке — ее первая роль. Впрочем, роль — слишком громко сказано. Просто в одном, не очень, по правде говоря, хорошем фильме комсомолка в полосатой майке идет впереди колонны физкультурников. Вот и вся ее роль. А опереточная дива с огромным веером, вся в лентах — это уже в более позднем фильме.

Если вглядеться в портреты, видно, как медленно, неотвратимо исчезают мягкие линии, уступая место более твердо очерченному облику.

Морщинки, упрямо не поддающиеся гриму, едва заметные складочки возле губ, усталые веки над усталыми глазами…

Кое-где висят фотографии знаменитых во время оно киноартистов и кинорежиссеров. На иных портретах размашистые подписи — все они чуть ли не в одинаковых выражениях желают хозяйке счастья, творческих успехов, исполнения всех и всяческих мечтаний.

Сама она невысокая, очень худенькая, как бы слегка подсохшая за долгие годы своей жизни.

Но, несмотря ни на что, продолжает постоянно следить за собой, методично выполнять весь многолетне испытанный ритуал: встает всегда в одно и то же время, в восемь утра, полчаса гимнастики, потом горячий душ, потом час у зеркала — массаж лица, протирание кожи лосьоном и косметическим молоком, подмазка и подкраска; потом тщательно одевается, костюм у нее почти всегда одинаков: зимой голубой, самодельной вязки свитер и брюки, летом легкое платье с непременным воланом, закрывающим морщинистую, дряблую шею. И ряд бус, которые она носит давно, кажется, с ранней юности, красные, голубые, зеленые шарики, на костлявых запястьях широкие азиатские браслеты, усыпанные бирюзой и лазуритом, память о давней поездке в Казахстан.

Она никогда не ходит распустехой, непричесанной, в халате; она и вообще-то не признает никаких халатов, капотов, пижам.