Как бы там ни было, а газета сделала доброе дело…
В редакции было пустынно. Все давно разошлись по домам. Секретарь главного Алла Тимофеевна встретила меня словно сестру родную:
— Наконец-то, Настенька! А я уж заждалась тебя…
Я спросила:
— Почему? Разве я опоздала?
— Ты мне нужна, просто необходима!
Алла села напротив меня, а я приготовилась слушать.
Мы с нею считаемся приятельницами, хотя, кроме как в редакции, нигде не встречаемся. Алла вообще никого не приглашает к себе с тех пор, как неожиданно выскочила замуж за человека лет на пятнадцать моложе ее.
У нее взрослый сын от предыдущего мужа, у сына — двое близнецов, которых она не называет внуками, а говорит о них просто:
— Мальчики моего Юрки…
В свой черед мальчики не смеют называть ее бабушкой, а только по имени — Аллой.
По-моему, Алла — современный тип бабушки. Теперь бабушки уже не те славные, покорные внучатам старушки, отдающие им все свои оставшиеся силы и всю любовь.
Теперь бабушки прежде всего стремятся выглядеть моложе своих лет, отказываются возиться с внуками по причине постоянной занятости, почти все продолжают работать и стараются не отставать от жизни ни на миг.
Алла именно такая бабушка и есть. Хотя она и малость постарше меня, но не желает сдаваться, одевается в платья кричащих расцветок, носит джинсы, накладывает на лицо щедрую косметику и всерьез считает себя неотразимой.
Впрочем, некоторым мужчинам в нашей редакции она кажется пикантной. Есть в ней этакая чертовщинка, то ли во взгляде карих, нарочито томных, словно бы постоянно усталых глаз, то ли в походке или в пухлом, с чуть вывернутыми губами рте…
Меня она зовет жилеткой — любит плакаться и жаловаться только мне.
— Перед всеми, — говорит она, — я — огурчик, всегда веселая и ухоженная, а перед тобой, как в бане, хочется раздеться и расслабиться…
— Слушаю, — сказала я. — Что случилось? Поссорилась с Альфредом или с Юркой?
Альфред — ее муж, Юрка — сын. Алла попеременно ссорится то с одним, то с другим, что не мешает ей безумно любить обоих.
— Нет, с ними я пока в мире, — ответила Алла. — На сегодняшний день в мире, — подчеркнула она. — Но в последнее время вдруг все навалилось на меня, ты только послушай…
Она стала загибать свои длинные с красными ногтями пальцы:
— Подумай только, как нарочно, одно к одному: красила волосы, переложила черной краски, теперь, видишь, черная-пречерная, словно галка…
Она провела ладонью по своим тщательно уложенным, но и в самом деле излишне черным волосам.
— Потом, молоко вчера кипятила, позвали к телефону, когда отговорила, словно роща золотая, гляжу — сожгла кастрюлю; потом, Сережа, мальчик моего Юрки, как мне сказали, начал курить, я до того расстроилась, что давление тут же подскочило, чувствую, затылок стал как свинцовый, но у меня же Альфред, как тебе известно, мужик в самом соку, зачем ему слушать мои жалобы? Так я виду не подаю, морду крашу, улыбаюсь зазывно, а сама втихомолку раунатин с допегитом глотаю; мало того, платье в ателье отдала шить, вчера была первая примерка, обузили до ужаса, — значит, пороть и все сначала мерить, а как получится, не знаю. Книгу взяла в нашей библиотеке, потеряла, честное слово, сама не знаю, куда она подевалась, в общем — сплошные неприятности…
— Все вместе выеденного яйца не стоит, — сказала я.
Она вынула зеркальце и помаду из сумочки, провела мизинцем по бровям, подкрасила губы, внимательно оглядывая себя.
— Самая главная неприятность — впереди, старость, — сказала со вздохом. — И никуда от нее не денешься…
В душе я была полностью согласна с Аллой, но, чтобы хоть как-то утешить ее, недаром же она называла меня своей жилеткой, сказала:
— Ничего, ты еще молодцом, на добрый десяток выглядишь моложе своих лет…
Лицо Аллы мгновенно прояснилось.
— Дай честное слово, не врешь?
— Хоть сто честных слов, не вру…
Она еще раз вдумчиво оглядела себя в зеркальце.
— В общем, ты права, я еще в самом деле ничего…
Улыбнулась мне и выпорхнула из дверей. И я подумала о том, как мало нужно человеку, чтобы ощутить себя счастливым. Всего-то навсего несколько добрых слов, — пожалуй, иной раз и этого хватит…
Я осталась одна в приемной. Дверь в кабинет главного редактора была открыта, чтобы я могла подойти к любому телефону.