Положила руку на его ладонь, на порозовевших щеках запорхали ямочки, она вся лучилась от радости, и он, глядя на нее, думал о том, как странно все складывается в жизни, вот перед ним женщина, далеко не молодая, уже успевшая не только постареть, но и основательно подурнеть, а все еще, наверное, мнит себя хорошенькой, отсюда эти ужимки, улыбки, жеманство былых времен, которое сквозит в каждом ее движении, в каждом взгляде.
Он внес чайник, поставил на стол, нарезал хлеб, положил в масленку свежее масло, вынул из шкафчика вазочку с вишневым вареньем.
— Прошу, — сказал.
— Что ж ты сам хозяйничаешь, когда я здесь? — спросила она.
— Давайте, я не спорю, — ответил он. Она налила чай в чашки, пододвинула Подходцеву хлеб и масло, стала отхлебывать чай быстрыми глотками, откусывая по кусочку от хлеба с маслом.
«Однако, — мысленно усмехнулся Подходцев. — Аппетит у нее отменный, несмотря ни на что…»
Как бы поняв, о чем он думает, Анастасия Эдуардовна внезапно отодвинула свою чашку. Она и раньше обладала странным свойством — вдруг проникаться мыслями того, на кого смотрела, с кем говорила. Отец, бывало, признавался, если бы он даже захотел отругать ее за что-нибудь, наверное, не сумел бы, она все равно поняла бы сразу, едва лишь он собрался бы открыть рот…
— Вы никуда не торопитесь? — спросил Подходцев.
Она испуганно взглянула на него:
— Я? Нет, никуда, а что?
Он не подал вида, что догадался, о чем она хотела спросить и не спросила: может, он не хочет, чтобы она была здесь? Отец болен, а он, сын, почувствовал теперь себя хозяином, и она всецело зависит от его воли и желания…
— Мне надо будет съездить в Москву.
— К папе? — голос ее дрогнул.
— Нет, — ответил Подходцев. — К папе я собираюсь поехать дня через два, не раньше.
— Почему именно дня через два?
— Врач сказал, раньше не нужно, пусть придет в себя, чтобы его никто не тревожил…
Она помедлила, прежде чем спросила:
— Можно, я с тобой поеду к папе?
— Можно, — сказал Подходцев.
Лицо ее снова просияло, как давеча, вспыхнули, стали яркими глаза:
— Вот хорошо!
«Еще немного, — подумал он, — и она захлопает в ладоши, только этого недоставало!»
Сейчас она казалась ему девочкой, постаревшей, уже некрасивой, беспомощной девочкой, которую кто-то обманул, а она сломалась, не сумела ни выстоять, ни побороться за себя…
От дачного поселка до Москвы было немногим больше шестидесяти километров.
— Я обычно сажусь рядом с шофером, — сказала Анастасия Эдуардовна. — Ты не против?
— Нет, — ответил он. — Пожалуйста.
Искоса глянул на нее — бледная, темные круги под глазами, должно быть, волнуется.
— Мы вот как сделаем, — начал Подходцев, поворачивая баранку руля. — Сперва я зайду к нему, подготовлю его, а после уже зайдете вы.
— Делай, как знаешь, — ответила она.
Потом надолго замолчала, он не прерывал ее молчания.
Уже при самом въезде в Москву, на шоссе случилась пробка: скопилось множество машин.
— Придется постоять, — Подходцев вынул из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.
— Дай и мне, — попросила она. Длинные, неумелые ее пальцы неловко держали сигарету, она втянула в себя дым, закашлялась, потом вытерла слезы, выступившие на глазах от кашля. — Никак не привыкну курить…
— И не нужно пытаться, — сказал Подходцев.
— Да, представь, я уже много раз бросала и опять не выдерживала, опять начинала курить.
Он промолчал. То и дело раздавались сирены автомобилей, водители выходили из машин, прохаживались вдоль шоссе, опять садились обратно, наверное, им казалось, выходя на шоссе, они подгоняют время…
Наконец первая, невидная вдалеке машина медленно тронулась с места, за нею потянулись остальные.
— Поехали, — с облегчением сказала Анастасия Эдуардовна.
Несколько минут ехали молча, потом она заговорила первая:
— Тебе хотелось бы знать, как я жила все эти годы?
Он пожал плечами. Она засмеялась.
— Знаешь, почему я смеюсь? Я поняла, тебе вовсе это не интересно, не правда ли?
Он опять промолчал. Как раз в эту минуту переключили светофор, и надо было проскочить вперед.
А она продолжала, уже не глядя на него, не думая о том, интересно ли ему слушать ее, привычно полная мыслей о самой себе, о своем будущем, о том, как оно все устроится с нею…
— Мне не повезло. Я надеялась, что буду счастлива, я верила в счастье, потому что я полюбила, кто же может осудить меня? Ведь я думала, если я люблю, то и меня любят, а на деле вышло совсем по-другому…