Концерт

Еще без семи… Без пяти… Без минуты,
Без целой минуты четыре часа.
Но Гитлер и Кейтель, поежившись круто,
Уже поднесли циферблаты к глазам.

В казармах еще на двухъярусных койках
Бойцам молодым снятся сладкие сны.
Им так хорошо, так легко и спокойно
За эту минуту до страшной войны.

Висят на железных гвоздях их фуражки,
Как в нашем аварском селе курдюки.
И тускло сверкают их медные пряжки,
И, как на параде, стоят сапоги.

Боец Петя Клыпа проснулся до срока
И будит Саида: «Вставай, друг, пора!
Со мною разок порыбачить попробуй,
Узнаешь, как ловится славно с утра».

Саид недовольно ворчит сквозь дремоту:
«Оставь… Ну, какой рыболов из меня?..
Я вырос в седле, и совсем неохота
Мне прежним привычкам своим изменять».

Ах, знал бы ты, горец, что конь твой любимый,
Что угнан был с вечера на водопой,
Всего через миг подорвется на мине
И, тонко заржав, захлебнется водой.

Июньская ночь сорок первого лета
Повисла над Бугом снарядом луны —
Короткая самая…. Но до рассвета
Еще будет долгих четыре весны.

…………………………………….

Началось… Загремело повсюду,
Словно гулкое эхо средь скал —
Здесь противоестественно чудо,
Ибо дортмундский подан сигнал.

Раскаленной свинцовою пулей
Полетел двадцать первый приказ,
Дирижер бесноватый за пультом —
Что за музыка грянет сейчас?

«Убивайте, сжигайте, губите
Все, что встретится вам на пути
И при этом с улыбочкой — битте! —
Поглядите в кинообъектив»

«Барбаросса» — симфония века…
Музыканты уже залегли
За кустами, в оврагах, в кюветах
Вожделенной славянской земли.

Ораторию их автоматов
Дополняет богиня войны —
Канонадою, будто кантатой,
Люди спящие оглушены.

Кто-то вскрикнул пронзительно:
— Мама! —
Распластавшись на отчем крыльце…
Без билетов, афиш и рекламы
Начался злополучный концерт.

Какофония воплей и всхлипов
Ужасает умы и сердца.
Немцы черпают касками лихо
Воду чистую из Муховца.

Представителям высшей расы
Непонятны Бетховен и Бах.
Что им шубертовские вальсы,
Коль от маршей звенит в ушах.

Это мюнхенское пиво
Колобродит в крови до сих пор —
Грустных к стенке…
В душе счастливой
Барабанный царит мажор.

Говорят, что когда-то фюрер
Акварели писать любил,
Но врожденный талант к халтуре
Остудил мимолетный пыл.

И задумал ефрейтор бравый
Дирижировать всей страной,
Чтоб она научилась исправно
На гармошке пиликать губной.

О, мадонна Сикстинская!
Слушай,
Если можешь, трескучий шум.
Но закрой поскорее уши
Непорочному малышу.

Чтобы в Лейпцигской галерее
Не оглохло твое дитя
От призывов, угроз, елея
Доморощенного вождя.

Что в соборах поют органы?..
Может, «Аве Марию?»
Нет.
Нынче клавиши стали пьяными
От предчувствия легких побед.

«Айн, цвай, драй…»
Оглушает своды
И возносится к облакам,
Музыканты открыли ноты
Под названием грозным «Майн кампф».

То-то грянет сейчас сюита —
Вскинул руку вверх дирижер…
… И когда письмецо Саида,
Наконец, долетит до гор.

Будет мир, как орех, расколот
На две части — добро и зло,
И нагрянувший с запада холод
На восток унесет тепло.

Лишь увядшая ветвь жасмина
Станет напоминать Джамиле
О последнем мгновении мира
На далекой брестской земле.