Соколов был восхищен энергией Эди. Он крепко пожал ее руку, и они снова вместе отправились на радиостанцию.
Меры были приняты. Киссовен одобрил идею Эди.
Девушка и Соколов с волнением ждали результатов.
Все было напрасно. Несмотря на тщательнейшие розыски, Кингуэлла невозможно было найти.
Эди была неутомима. Она предлагала все новые планы и решила прибегнуть к хитрости в предстоящей борьбе.
Ее план состоял в том, что она вернется к отцу, разыграет сцену примирения и попытается завладеть чертежами.
Соколов категорически отказался дать свое согласие на выполнение этого плана.
— Мак-Кертик будет, несомненно, слишком осторожен в хранении чертежей и вряд ли можно рассчитывать на успех такого предприятия. Кроме того, — сказал он, потупясь, — нам… тяжело отпускать вас на такое рискованное дело…
— И мне будет тяжело без вас… Я бы предпочитала… вместе бороться и, если нужно, вместе умереть… Однако, я все-таки обязана попытаться.
XXVI
ВСТРЕЧА
Лазурная гладь Атлантического океана приветливо ласкала глаза Терехова и генштабистов.
Прекрасное солнечное утро 19 августа дышало какой-то особой прелестью на экране.
Причудливые формы скал Ньюфаундленда, четко обрисовывавшихся в светлом пятне на стене, могли бы привести в восторг любого натуралиста — любителя природы.
Все же в маленьком зале Института царило тяжелое многоговорящее молчание.
Только что прозвучал приказ Моргана:
— Бэлл! Отправляйтесь!
Перевести приемочный аппарат на Ньюфаундленд было делом секунды.
И лишь спустя несколько часов Терехов признался, что он не замечал ни красоты природы впервые увиденного им — на экране — края, ни бодрящего сияния солнечных лучей. Он, как и остальные присутствовавшие в зале, видел только одно — плавное парение двадцати блестящих кертикитовых самолетов.
Флотилия, выстроившись в правильный треугольник, быстро скрылась из виду.
Таким же порядком последовала отправка новой группы самолетов, состоящей из двадцати восьми боевых единиц, груженных бомбами, причем ни один самолет не имел на своем борту ни одного человека.
На расстоянии приблизительно пятисот метров за этой флотилией плыл в воздухе огромный дирижабль.
В гондоле дирижабля разместилось около пятнадцати человек. Среди них важно расхаживал начальник штаба, одетый в новый, с иголочки, костюм из кертикита.
Наконец, в девять часов двадцать минут отправилась последняя флотилия, состоящая из тридцати восьми самолетов.
В течение четырех часов фонокинограф бездействовал.
Лишь около часа дня, с помощью небольшой радиостанции, имевшейся на случайно оказавшемся в пути пароходе, удалось на миг проследить полет флотилий Моргана.
Самолеты шли в прежнем порядке.
Моторы их работали безукоризненно.
— Через час первая флотилия остановится у западных берегов Англии и разделится на пять групп, — сказал Терехов, как бы обращаясь к самому себе.
— Через час… — глухо повторяли его слова собравшиеся.
— Где же Киссовен и Соколов? Неужели мы сдадимся без боя?
Терехов невольно сжал кулаки.
— Не сдадимся!
Но тягостное сознание беспомощности властно разжало пальцы, и Терехов в изнеможении опустился в кресло.
— Все напрасно!..
Из мрачного оцепенения его вывело радостное восклицание младшего краскома:
— Дармштадт работает!
— Где?.. Что?.. — спросил растерянно Терехов.
— Только что получена радиограмма из Дармштадта:
«Мы готовы». Телеграмма подписана Киссовеном, — сказал краском.
Дежурный слушатель генерального штаба, находившийся неотлучно у фонокинографа, уже успел включить в приемочный аппарат Дармштадт.
И вот перед глазами Терехова появился хорошо знакомый ему город с правильными улицами, где он когда-то стажировал<ся> на химических заводах.
Город был неузнаваем.
Он превратился в военный лагерь. Над ним кружились несколько десятков самолетов с гордо развевающимися красными флагами Евразии.
Странно!.. Самолеты — военного образца. Но они все без всякого оружия… На них нет ни одного человека обслуживающей команды… Ни одного пулемета!.. Ни одной винтовки!.. Ни одного бомбомета! А это что такое? Сзади и на месте обычного сиденья летчиков к каждому аэроплану прикреплен какой — то странный аппарат.