Впереди шел дирижабль.
Когда был переменен порядок этой группы, для Терехова и его товарищей так и осталось невыясненным.
Как и при встрече с первой флотилией, Киссовен и сейчас сигнализировал:
«Прекратите безумные военные действия!»
Дирижабль продвигался вперед, не обращая никакого внимания не сигналы Киссовена. Начальник американского штаба, презрительно усмехнувшись в ответ на предложение Киссовена, направился прямо на командорский самолет евразийской флотилии.
Соколов весело махнул рукой — начальник воздушных сил Евразии Лунсен повернул регулятор радиостанции, и снова началась газовая атака из деревянных ящиков евразийских самолетов.
Терехов и его товарищи на этот раз снова услышали треск.
Газовые тучи рассеялись очень скоро.
На переднем плане показался самолет Киссовена.
Все сидящие на самолете почему-то пристально смотрели вниз на поверхность моря.
Самолет держался на значительной высоте, поэтому в зале не было видно, что именно привлекает взоры Киссовена, Соколова и Лунсена.
— Ура! — воскликнул один из генштабистов. — Моргановских самолетов не видать!
— Это невероятно!.. — шептал Терехов.
Однако, действительно, на горизонте не оказалось ни одного моргановского самолета; не видно было также и дирижабля.
Они исчезли так же бесследно, как и первая флотилия.
Терехов передвинул регулятор фонокинографа вниз, к берегам. Показалась ближайшая радиостанция. Аэропланов Моргана нигде не было видно.
Перевести волну на радиостанцию Киссовена не представляло затруднений.
В светлом пятне на стене опять появился сплоченный ряд самолетов Евразии.
Терехов решил снестись с оперативным отделом Евразии.
Разговор происходил по телефону.
Терехов рассказал все, что видел.
В тоне руководителя оперативного отдела не было ни удивления, ни беспокойства. Он задал только один вопрос:
— Сколько времени прошло между появлением первых газовых туч и треском?
— Треск последовал немедленно.
— Прекрасно! Значит, Соколов прав.
— Что Соколов? — спросил Терехов.
— Сейчас не время разговаривать. Следите за происходящими событиями! Ведь третья флотилия еще не прибыла? Не так ли?
— Да. Но в чем дело?
— Узнаете сегодня же! Могу сообщить вам, что Евразия сейчас уже вне всякой опасности. Морган разбит.
Терехов возбужденно вернулся на свой наблюдательный пост.
Третьей флотилии не было видно.
Помощник рассказал ему, что третья флотилия исчезла таким же таинственным образом, как и предыдущие.
Самолет Киссовена и Соколова, как ни в чем не бывало, направился в сторону Америки.
За ним в боевом порядке шли остальные евразийские аппараты.
«Неужели Соколов или Киссовен не догадаются сообщить нам результаты встреч с противником?» — думал Терехов.
Как бы в ответ на свою мысль, он услышал взволнованный голос входящего в зал дежурного радиотелеграфиста.
— Телеграмма от Киссовена.
— Давайте сюда! — нервно произнес Терехов.
Телеграмма была очень сложного содержания. Она была адресована не Терехову и поэтому не была полностью принята радиостанцией Института.
Терехов быстро пробежал написанное и с плохо скрытым беспокойством протянул телеграмму своему помощнику.
Тот прочел:
«…су… Мо… Профинтерна… уничтожены… сопротивление… действительность… предлагаем… интересы человечества требуют… нужны гарантии… Морган будет… пострадать… освобождения трудящихся Аме… трудящиеся массы… час… ЦИК Евр… овен».
— Попытайтесь немедленно еще раз перехватить волны радиостанции Киссовена. Телеграмма, несомненно, направлена Моргану! — крикнул Терехов.
— Отправляющая станция, по-видимому, не учла того, что мы тоже кровно заинтересованы в этой телеграмме, и отправила ее по одному направлению. Это, очевидно, для того, чтобы не расстраивать фронта самолетов.
XXVIII
ЛОВУШКА
Эди настояла на своем.
Она решительно отвергла все предложения Соколова и умело отвела все доводы, подобранные друзьями для того, чтобы удержать ее.
12 августа утром она выехала в Америку.
Ее авиетка была одной из последних, которые пропускались из Евразии на территорию Североамериканских Соединенных Штатов.
Известия о разгроме перуанских рудников застали Эди в доме отца.
Она боялась встречи. В первые минуты она была убеждена, что не выдержит роли до конца и при малейшем противоречии со стороны отца бросит в лицо страшные слова:
— Предатель! Убийца!
Но, как только Эди узнала о событиях в Перу, она словно преобразилась. Она слишком хорошо знала, что те тысячи невинных, которые погибли на рудниках, истреблены именно благодаря изобретению отца.
Боязнь сменилась ненавистью и жгучим желанием мести.
Мак-Кертик встретил свою дочь тепло.
Он даже не задался мыслью выяснить, чем вызван ее приезд.
Он был очень доволен прибытием Эди уже потому, что Морган как раз сегодня утром спрашивал его о ней.
Мак-Кертик, отлично скрыв свое смущение, отвечал, что Эди осталась в Евразии из тактических соображений. И затем добавил, что считает необходимым вернуть ее в Америку.
Морган был в исключительно хорошем настроении. Похлопав Мак-Кертика по плечу, он предложил:
— Как только ваша дочь приедет, привезите ее к моей жене!
Эди, услышав об этом предложении, категорически отказалась поехать к Моргану. Она боялась, что, уезжая и тем самым отдаляясь от лаборатории отца, она потеряет время и таким образом только отдалит срок выполнения своего плана.
Ее отказ показался Мак-Кертику подозрительным. Но, когда он узнал о смерти Дунбея, то решил, что Эди права: ей слишком тяжело показываться в обществе.
Прошел день.
Мак-Кертик отправился в «Сансуси».