Акционеры «Мицу-коси» ощутили победу, им захотелось вкусить от тех плодов, которые дает победа. На легких комфортабельных яхтах они пересекали бирюзовые океаны, отдыхали под пирамидами и погружали свое тело в горные озера Швейцарии. Они путешествовали по Англии, Франции и Италии. Они были более европейцами, чем сами европейцы. Им нечего было беспокоиться: в Хакодате оставался господин Яманаси.
— Камчатка — прародительница наших островов — теперь наша до скончания веков, — любил говорить Яманаси. — Японское рыболовство на Камчатке сыграет роль Южно-Маньчжурской железной дороги на материке.
Этими словами Яманаси намекал, что вслед за японскими рыбаками на Камчатку переселится немало японцев и, так сказать, самый дух Японии.
Японский дух на Камчатку, действительно, переселился, — он вылился в простую формулу: «лови рыбу с таким расчетом, чтобы за один сезон выловить всю».
Все шло благополучно, но вдруг случилось нечто, о чем ни Яманаси, ни акционеры никогда не помышляли.
Японская армия, победительница русских императорских войск в Порт-Артуре и на полях Маньчжурии, начала отступать перед красными солдатами.
Этому не хотели верить, но это было так. Через полгода японцы покинули Приморье. Они вернули России Северный Сахалин и Камчатку.
Для Яманаси это была катастрофа. Он стал мрачен. Планы, один другого бешеней, возникали в его мозгу.
Советские рыбаки появились на камчатском побережье и вели себя так, как ведут хозяева. Только путем чрезвычайного напряжения Яманаси удалось удержать за фирмой сто — правда, самых ценных — участков. Сто прекрасных участков, легкие переносные рыбоконсервные заводы и опытная рабочая сила, оплата которой грош, — это еще почва, на которой может пышно произрастать дерево фирмы. Это еще почва для победоносной войны.
Яманаси решил воевать. Если правительство вынуждено было отступить, то он не отступит.
Он поехал в Токио и получил аудиенцию у господина Иосида, министра иностранных дел. Он изложил ему свою программу борьбы, и министр одобрил ее.
Аудиенция происходила в частном доме, куда министр уединился для приведения в равновесие своих мыслей и чувств.
Иосида сидел на низком диванчике, босой в просторном кимоно, потомок старого дворянского рода, ветеран войны 1904—1905 гг., раненный в бою под Ляояном.
В те годы Иосида думал, что оружие — это сабли, винтовки, пушки, а война — движение батальонов, уничтожающих противника и, в свою очередь, уничтожаемых противником... О деньгах тогда он думал с презрением. Солдат, японец и деньги — были для него понятия несовместимые.
С тех пор прошло 25 лет. Как все изменилось в мире и прежде всего в Японии!
Как изменчива человеческая душа!
Иосида теперь думает о деньгах совершенно иначе.
И о войнах он думает иначе.
Воевать могут не только генералы, но и рыбопромышленники... К этой истине не так-то просто было прийти члену старого дворянского рода Японии.
Может быть, ни в какой другой стране не презирали так купцов всех видов и рангов, как когда-то в Японии.
Времена, времена! Как изменчивы времена и как изменчивы люди!..
— Я буду вас поддерживать во всем, — сказал Иосида. — Иногда армии оставляют поля битв.
— Я не оставлю никогда, — отрезал Яманаси.
Фраза была грубовата, но она понравилась Иосиде. Он засмеялся и в течение нескольких минут смотрел в щель от раздвинутой сёдзи. В саду около пруда сидел на корточках мальчик и сооружал дома из раковин и цветных камешков. Черная голова мальчика, его голая загорелая спина, зелень кустов и темнота воды — все это понравилось министру. Он снова рассмеялся:
— Иногда армии оставляют поля битв, и тогда в бой вступают другие силы... Я буду вас поддерживать.
Яманаси вернулся в Хакодате.
Всякая война требует единства плана и командования. Одни фирмы были решительны, другие нет; одни не опасались ничего, надеясь на японскую армию и ненависть многих правительств к большевикам, другие, несмотря на все это, боялись, ибо, наблюдая события последних лет, они пришли к выводу, что Советская Россия есть явление нового, ни с чем не сравнимого порядка, и обычные соображения к ней не применимы.
Яманаси созвал совещание рыбопромышленников. Он выступал в начале его, в середине и в конце. Он звал к выполнению великой японской миссии, которая заключалась в том, что японцы должны быть везде и им должно принадлежать всё. Он был признанным лидером совещания, его слушали, с его мнениями соглашались, его ненавистью заражались.