— О сокрасцении зизни! — сказал Дождев, грузно усаживаясь на песок и вылавливая вилкой из кастрюли кусок рыбы. — А работа на рыбалке не сокрасцает зизни? Все сокрасцает.
Он помрачнел. Всего два человека выпили поднесенную водку, при чем не присели к костру и не вступили в беседу, к которой предрасполагает водка, а утерлись рукавом и ушли. Из гостей остался один человек, невзрачный рыбачок Зайцев. Того, чего хотела его душа, — праздника, всеобщего пьянства, пьянства, которое ему казалось доблестью человека, — такого пьянства не получалось.
— Ну, и пускай идут к цорту! — сказал он Самолину.
Два человека приближались к рыбакам. В мутном сером воздухе Дождев не сразу узнал их. Шли Павалыч и Точилина.
Подошли, сели.
Не глядя на них, Дождев отхлебнул водки, откусил рыбы и сказал Самолину:
— Цто они есцо вздумали: разводить рыбу! Оцумели! Моря им мало. Будут рыбу разводить в ведрах.
— Вот человек, — заговорил Павалыч, обращаясь к Точилиной, как будто сидел он с Точилиной в театре и обсуждал то, что видел на сцене. — Вот человек: обещал не пить водки, а не выдержал. Слабенек! По виду ловкий, а на самом деле слабенек. Банчок со спиртом сильнее его. А вот и Зайцев тут. Тоже рыбачок! Старая это Камчатка, товарищ Точилина, слава богу, отживающая... Сейчас придет товарищ Береза, будет их фотографировать, в музей фотографию пошлет. Подпишет под ней: «Старые пьяницы на Камчатке». Я думаю, и в газете не лишне тиснуть... Я был на съезде в Петропавловске. Со всей Камчатки были там делегаты. Помню, встал один коряк оленный: «Наказ у меня есть, говорит, съезду! Школ, побольше, врачей хороших. Есть такое, называется кино. Кино хотим. Есть такое, называется самолет. Самолет хотим. Пусть летает над нашими сопками и долинами. Есть такое, называется книги. Книг хотим». Весь съезд вскочил и аплодировал коряку... Потому что он сказал то, что думали все. И от камчадалов были представители... Хорошие мужики, соболевщики великолепные. Мужики трезвые. Против водки здорово говорили. А посмотри на этого, товарищ Точилина, на Дождева, глаза мутные, руки дрожат... Сидит и смотрит в песок. Потом начнет его наизнанку выворачивать, н-да, веселое занятие — водка. Наши там работают... пойдем, дела много...
Они пошли, как будто сидели перед ними не люди, а чурбаны. Поговорили о чурбанах, посмеялись и пошли.
— Сволоцы, — мрачно сказал Дождев, ощущая какую-то растерянность. — Выпьем, цто ли?
— Выгонят нас с рыбалки, — заметил Зайцев. — Я так и думал, когда шел за тобой. Выгонят и статейку направят в газету.
— Цего з тогда сол?
— Сам не знаю, чего шел...
Зайцев не выпил, смотрел в мутное низкое небо, на фигуры людей, рассыпанные по берегу, и жевал потухшую папиросу.
— Если гак, иди к цорту! — сказал Дождев.
— Не ругайся. Не люблю ругани. Меня и отец не ругал. Сам пришел, сам и уйду.
Он ушел. Примус потухал. Дождев стал его накачивать. Самолин достал из кастрюли рыбу. Водки было много, но настроение стало скверным.
Перед вечером тучи поднялись, океан стал легче и светлее, тундра открылась до гор, голубоватая и просторная. Оттуда полетели птицы, радуясь погоде. А еще через час завеса туч разорвалась, и Точилина увидела синюю полосу неба.
Она смотрела в сторону гор, столь для нее теперь памятных, и над долиной реки вдруг заметила скопление белых пятен... Будто облака спустились и понеслись над землей, задевая кусты и травы.
— Что это такое?
И не сразу поняла, что это паруса. Дул легкий ветер, и не менее двадцати парусов, надуваемых ветром, скользили вниз по реке.
Паруса заметили и другие. Савельев и Павалыч куда-то побежали. Стоит Шумилов, сдвинув на затылок кепку.
— А, пожалуй, надо встречать, — догадался Береза, — это, Фролов, ваши!.. На подмогу идут.
В самом деле, это шли на подмогу рыбаки Фроловки. Флотилия пристала чуть выше рыбалки, там, где два правых рукава реки сливались в один. В широкой галечной бухте выволокли лодки и спустили паруса.
Из передней лодки выскочил учитель Василий Иванович.
— Приехали, приехали! — кричал он Фролову. — Для себя заготовили, вам поможем!
Вся рыбалка сбежалась навстречу гостям,
— Не знаю, как это и назвать, — говорил сияющий Шумилов.
— Бригадира нашего украли, вот мы за ним и подались!..
В лодке Василия Ивановича оставался еще один человек. Когда все уже сошли, он продолжал что-то там делать. Точилина сначала не обратила на него внимания. Но когда человек поднялся, она увидела, что это женщина, и что-то знакомое показалось ей в этой женской фигуре.
Женщина повернулась и шагнула через борт.