Сей негромко спросил:
— Тебя преследовали империалисты?
— Конечно. Кто же другой будет преследовать человека, который никого не ограбил, не убил и не совершал подлогов... Мне нужно было перескочить через высокий забор...
Сун поднял руку выше головы и взглянул туда. Слушатели взглянули туда же, мысленно созерцая препятствие.
— Я схватился руками, подтянулся, но меня настигли удары... Двадцать человек! Они не стреляли, чтобы не привлечь посторонних, они рубили шашками... Теперь вы немного знаете меня. Надо, чтобы солдаты знали своего начальника. Как-нибудь вы мне расскажете свои истории, надо, чтобы все знали друг друга.
И, завладев вниманием, он стал вводить новобранцев и порядок работ на советском заводе.
В прошлом году Сун Вей-фу жил в Благовещенске. Сун Вей-фу — коммунист и секретарь союза строителей.
На той стороне Амура, против Благовещенска, — Китай, Сахалян — городок контрабанды и шпионов. Сун Вей-фу никогда не ходил по Благовещенску ночью: за ним, как за всеми китайцами-коммунистами, следили десятки вражеских глаз. Разве можно догадаться, кто ходит под видом зеленщиков, сапожников и жестяников по городу? Он не ходил ночью, но несчастье случилось днем. Он встретил на улице старого друга Шао, только что прибывшего из Шанхая. Это был человек, хорошо работавший среди грузчиков, человек, как думал Сун, неподкупный и верный. Он рассказал о том, что милитаристы зашевелились во всех уголках Китая. Схвачен шанхайский журналист Дун. Студенты составили петицию об его освобождении, но Дун исчез бесследно. Конечно, он убит... Дуна называли красным. А он всего только любил правду. Разгромили профсоюз грузчиков. Грузчики отказались разгружать транспорты с оружием, которое японские империалисты шлют своим китайским собратьям. Зачем оружие? Народ не собирается воевать... Шао едва избежал облавы. И вот он теперь в Благовещенске, чтобы передохнуть и вернуться потом в Шанхай для продолжения борьбы.
Рассказ Шао взволновал Суна, за разговором он не заметил, как они оказались на пустыре на берегу Амура. Здесь некогда был лесопильный склад, но сейчас от него уцелел лишь ветхий забор. Неожиданно на Суна набросились, свалили, в горло всунули тряпку, ноги прикрутили к рукам и тело втиснули в мешок. Его понесли, потом куда-то кинули... потом раздался плеск волны, и Сун понял: везут на родину. И еще понял: старый друг Шао — провокатор. Что может быть гаже предательства? Сколько он получил за голову Суна? Но врагам не досталась голова Суна. В маленьком Сахаляне, после краткого опроса, на пути к казни секретарь бежал. Он запутал преследователей в улочках и переулочках городка и на следующее утро был на советской стороне.
С крыльца конторы отлично был виден митинг, устроенный Суном.
Недавно поставленная контора радовала светлыми окнами, яркой красной крышей и затейливым крылечком, которое стояло еще в стружках, как в перьях неких золотых страусов.
Старший счетовод Илья Данилович Греховодов, в сером опрятном костюме и белых туфлях, отдыхал в обеденный перерыв на перилах крыльца.
Около него доедал бутерброд высокий, тонкий и широкоплечий молодой человек по фамилии Графф. Красивое лицо его напоминало горбатым носом и резкостью черт индейцев на рисунках прошлого века.
— Новая китайская бригада! — кивнул он головой на сопку.
— Это я назову удачей. Молодчина Сун Вей-фу: всю партию подцепил у Дальлеса в последнюю минуту.
— А я так готов ему накостылять.
— Почему? — удивился Греховодов.
— Национальная политика у нас неправильная, Илья Данилович. Всякий народ себя уважает, а русский уважает не себя, а других. Можно подумать, что мы самые последние, до того мы всех уважаем, до того всем готовы жизнь облегчить. О себе нам и подумать некогда!
Графф сел на перила и прислонился к стене. Губы его презрительно оттопырились.
— Привыкли у себя китайцы работать по двенадцать часов в сутки. Разве можно с ними соревноваться?
— Есть доля правды, есть! — согласился Греховодов. — Жизненный режим у них другой. Однако неприятно: ты — физкультурник, у вас в бригадах много физкультурников, и отстаете!
Графф помрачнел. Он — лучший спортсмен завода — чувствовал себя вообще обиженным.
В самом деле, почему он не может всецело заняться спортом? Почему он должен делать бочки? Бочки нужны, но и спорт нужен.