— А вот мне не кажется, — сказал Троян, — что новое в нашей семье — это совместный отдых и развлечение. Разве буржуазная парочка не думает о развлечениях? Новое в нашей семье вовсе не в том, что, пообедав в столовой, супруги бегут на футбольный матч. Новое заключается прежде всего в сознании. Мужчина и женщина самостоятельны и равноправны! Вот совершенно новое качество советской семьи. Муж и жена — товарищи. Какой могут быть помехой дети?
— Ну, это одни высокие разговоры, — пренебрежительно сказал Графф. — Красиво. А попробуйте-ка сами.
— Попробую, — тихо сказал Троян.
Шкафик, только что повешенный Греховодовым, рухнул.
— Вы всю стену перепортите, — заметила Вера.
— В первый раз такую стену встречаю. Чорт знает, что за стена!
— Я вам помогу, — подошел Троян.
Он отсчитал кирпичи и указал пазы.
— Кто этот герой, — спросил он шопотом, приближая губы к самому уху Веры, — немного косой, немного кривоногий, с рожками над головой?
— Наш генеральный счетовод. Через неделю дом будет готов и кой для кого начнется новая эпоха. А завтра общезаводская экскурсия на Седанку. День смычки с китайскими товарищами и обращения к женщинам. Если хотите и можете, поедем.
— Да это чудесно! Поеду. Я в отпуску.
— Висит! — сообщил Греховодов, пробуя шкафик рукой. — В этой комнате как будто всё.
— Объявитесь, товарищ Греховодов, бригадиру, он вам даст еще работу.
— Так, так, правильно.
Греховодов прошел мимо Медведицы, которая кончала мытье полов и тыльной стороной ладони вытирала со лба пот.
— Отшлифовали? — спросил он, останавливаясь.
— Да уж как сумела!
— Вы-то уж сумели!
Его хилое, слабое, неудачное тело влекла эта огромная, тяжеловесная женщина. Он оказал отрывисто:
— Давай ведро... вылью.
У порога стояло ведро с черной, жирной, пыльной водой.
— Штанишки оплещете, — усмехнулась Медведица. — Справлюсь сама. Иди, помогай другим, коли своего дела нет.
Греховодов покраснел, иронически прикоснулся к кепке и пошел.
В зале, стоя на козлах, белил потолок Святой Куст. В известь он подбавил охры, и теперь потолок цветом напоминал подсолнечник. За это нарушение обычая его немилосердно ругали женщины, но он только улыбался. Два столяра поднимали на петли дверь.
«Хватит, — решил Греховодов, — перегнешь палку, сломится». — Он неторопливо оглядывал стены, потолок, пол и подвигался к выходу, всем своим внимательным, неторопящимся видом говоря: «Я что-то ищу, не подумайте, что я ухожу».
На крыльце курил Графф. Счетовод дружески пощупал его мускулы.
— Ну, как физкультура? Состязания и прочее? А, между прочим, мыслишки неглупые сегодня изложил. А завтра на Седанке физкультура будет?
— В полном объеме.
Графф посмотрел на темнеющее небо и решительно отряхнул пиджак.
— Иду, надо перед выступлением отдохнуть... А вы еще будете работать?
— Еще останусь... коллективная спайка!
Когда Графф растаял в сумерках, Греховодов осторожно двинулся тоже. У его дома на перилах беседки маячила большая фигура. Греховодов прошел боковой дорожкой, чтобы лучше рассмотреть.
— Здорово, Илья! — услышал он бас.
— Ну, зачем так громко! — возмутился Греховодов, отдавая руку в жертву львиному пожатию. — Ты подожди здесь... я пройду, зажгу свет и позову.
Подошел к двери хозяйки и прислушался. Оттуда не доносилось ни звука. Осторожно проник в свою комнату.
То, что было за окном: чернота садика, неясные крылья крыш, сизое пятно Чуркина, — все казалось существующим во сне, нереальным. Греховодов спустил панно, обернул электрический рожок бумагой и включил свет. По коридору раздались грузные шаги, в дверь постучали: для уха Греховодова — пудовым кулаком.