Глаза открывались, философ и счетовод вскакивал и опять двигался от стены к стене, точно в приступах невыносимой зубной боли.
«Нет, с доносом ничего не выйдет... Надо бежать. Напишу письмо, что заболела мать в деревне, и уеду...»
«Уеду, — думал он мрачно, — но Огурец попадется и все равно решит: «Выдал, подлец, и удрал» — и заявит. И в случае чего за тобой будет охотиться не только ГПУ, но и китайцы.... Приедешь в Харбин, а там уже ждет тебя чорт с шелковым шнурком... «Вы, скажет, выдали нашу организацию... разрешите произвести с вашей шеей необходимую операцию». Нет, убегать нельзя, нужно поговорить с китайцем: готов, мол, активно участвовать в работе, но сейчас больна мать и временно отлучаюсь. С рекомендованным мной товарищем у меня кое-какие несогласия... Хороший, полезный человек, но резок, невоспитан, хочет, чтобы все были на него похожи».
Ночь шла и не шла, не двигалась. Греховодов дремал и сквозь закрытые глаза видел входящих пограничников и Огурца, показывающего на него пальцем.
Но утро все же наступило, и Греховодов зашагал к пустынному особняку на Бородинской улице.
Старые знакомые, доктор и пациент, встретились в той же полутемной столовой. Оба выглядели плохо.
— Лечение, достойный доктор, плохо помогает, — хмуро поздоровался пациент. — Я, между прочим, пришел по другому делу. Я хочу встретиться с вашим шанхайским другом. Как это устроить?
Доктор осторожно оглянулся на дверь и вздохнул.
— Что будет? — заговорил он шопотом. — Вчера делегация наших резидентов приходила, спрашивала, что думают в Китае о харбинских событиях. С каждым днем все хуже, торговли совсем нет. Зачем эта война? Война — самый глупый путь, войну выдумали дураки, умные люди двигают политику без войны. В Китае всегда презирали генералов и солдат. Военные мандарины были совсем неграмотны, их никто не уважал. А он (У Чжао-чу кивнул на дверь) всю политику строит на войне... Ничего из этого не выйдет. Он себя считает самым умным человеком в Китае...
— А кто он? — тоже шопотом спросил Греховодов.
У сокрушенно покачал головой.
— Очень богатый человек. Я знаю, чего они хотят в Шанхае: русских долой с КВЖД, а потом японцев с Южной...
Сидели и молчали.
— Его сейчас нет... Он все гуляет, гуляет... скоро он совсем уедет.
— Чорт знает что, — громко сказал Илья Данилович, — человека втягивают в машину и вертят... Доктор, дайте мадеры.
У улыбнулся и коснулся тонкими пальцами греховодовской руки.
— В такое время мадера? Я угощу вас другим.
Он привел его в темную комнатенку. На нарах — убогий матрасик, на гвозде —грязная белая куртка. Здесь, очевидно, обитал старик-повар.
— Немного подожди...
Вернулся с ящичком, замотанным в тряпку.
— Ложись немного... опий. Ш-ш... — зашипел он, видя, что Греховодов собирается возражать. — Раз покури, тогда увидишь... мадера — тьфу, глупость...
«Отчего не покурить? — безвольно подумал философ, — если хорошо, то не все ли равно?»
Доктор священнодействовал. Он развернул тряпку. Там лежали полосатая роговая коробочка с опиумом, черная обкуренная трубка, длинная игла для прочистки мундштука и кривой нож, чтобы соскабливать нагар со стен трубки. На табуретку У Чжао-чу поставил лампочку-спиртовочку, накалил иглу и погрузил ее в драгоценный порошок.
ВНУК БРИГАДИРА
Туман показал свои белые мраморные глыбы над перевалом. Понемногу занял Гнилой Угол, старательно окружая каждое строение, дерево, столб. Как хороший и даже расточительный упаковщик, обкладывал все существующее плотными пластами ваты. Затем спустился к бухте и здесь по непонятным причинам замер.
Непонятные причины скоро разъяснились. Над зданием исполкома взлетели штормовые шары.
На город шел тайфун. В городе он появился сразу.
Клочья туч, брызг и тумана свалялись в тяжелые, грозные космы. В течение целых суток на острове Скрыплеве ревела сирена. Потом голос ее потух, задутый ураганом.
Ветер сбивал с ног. Золотой Рог полез на берега. От этого тайфуна, который шел точно из самого зенита, его не спасали заботливо обступившие его горы. Поднятый на дыбы, он разбивал и выбрасывал шлюпки и баржи, несколько шаланд затонуло у входа в бухту.
Грузовой катер ЦУМТа[31] «Стрелок» вышел к маяку спасать рыболовные суда, но у Крестовой горы его захлестнуло волной, и он затонул со всем экипажем.
Жены утонувших, бледные, растерянные, безвыходно сидели в главной конторе ЦУМТа и просили принять меры.