Глаза его блестели, и рукава халата шевелились, как крылья. Из левого он извлек рулон папиросной бумаги, оторвал клок, вытер лицо и скрылся в конторе. Вид его подействовал сильнее слов.
— Что за люди большевики? — вздохнул Кашино. — Откуда могли взяться такие люди и почему их не уничтожают в собственной стране?
Никто ему не ответил. Урасима закурил толстую папиросу, дым ее был сладковат. По всей вероятности, табак сдобрили опиумом.
ВСТУПЛЕНИЕ
— Ключевская сопка видна в море за сотни верст.
— Не может быть! — усомнилась Зейд.
— Честное слово, — уверял высокий молодой человек.
Когда он говорил, голубые глаза его посмеивались и поэтому не понять: молодой человек говорит правду или шутит. — Завтра утром увидим. Если на горизонте будут тучи, увидите, как Ключевская подымает над тучами сахарную голову.
— Если бы мы ехали в Усть-Камчатку, может быть, Ключевскую мы и увидели бы, — снова усомнилась Зейд. — Но ведь мы будем в районе Петропавловска, оттуда до Ключевской бог знает сколько!
Молодой человек засмеялся:
— Вы рассуждаете по комнатному. Камчатка совершенно другое... Многие сотни километров не представляют у ее берегов для глаза никаких трудностей.
— Ну, может быть. А вы бывали на Ключевской?
— Был однажды ночью... Вальпургиева ночь... огонь, дым, лава — гётевский шабаш. А если к Камчатке подъедем ночью, вместо сахарной головы над тучами увидим зарево. Бесподобно! Камчатка — исключительный мир. Ей не счесть влюбленных поклонников. В прошлом году в Срединном хребте на горячих ключах я нашел шалаш. Вхожу: печь, постель, стол, книги — живет философ в глуши и наслаждается необыкновенным комфортом. Познакомились. Оказалось, бывший счетный работник на рыбалке, влюбился в Камчатку, примкнул к охотничьей артели... В самом деле, заманчиво: винчестер, печка, куль муки, тишина, покой, девственная природа...
Они сидели на верхней палубе под шлюпкой. Океан бледноголубой, почти серый, небо тоже побледнело. Небольшие короткие волны напоминали только что вспаханное поле.
— Девственная природа, — повторила задумчиво Зейд...
— Знаете, конечно, города — центр науки, культуры, но шум, суета, нет чистого воздуха... А что может быть мучительнее — жить без чистого воздуха!
— Мы с вами живем в бывшем капиталистическом городе... — начала Зейд.
— Знаю, знаю, — перебил ее молодой человек, — грядущие города будут в рощах и садах.
— Вы знаете, в чем я уверена, — сказала Зейд, — что при социализме будет много простоты, мало стеснений и, несмотря на всю свою власть над природой, мы станем к ней ближе. На Камчатку вы зачем едете? Служить?
— Искать!
— Что? Счастье?
— Да, счастье для всех: уголь, железо.
— Ну вот, видите, а я чуть было не подумала, что вы едете в шалаш наслаждаться необыкновенным комфортом.
Японцы на пароходе держались особняком. В сумерки они принимались за мытье. Набирали в большой чайник горячей воды и по очереди отправлялись в уборную.
Вонючая жижа переливалась по полу, в иллюминатор короткими вздохами рвался ветер, но не очищал воздуха. Японцы приносили два деревянных круглячка и ночное кимоно, связанное в узел. Узел подвешивали к стене, на круглячки становились и начинали поливать себя из чайника.
Большую часть дня они проводили на палубе. Назначенный конторой «старшинка» руководил всей жизнью: завтраком, обедом, мытьем и сном. Он следил за тем, чтобы рабочие не гуляли по пароходу в одиночку и не вступали в сношения с русскими. Каждый день перед обедом он произносил небольшую речь об опасностях знакомства с большевиками, и потом рабочим раздавали капусту.
Море было пустынно. Однажды под правым бортом прошел большой американский парусник. Загорелые люди в гарусных фуфайках и маленьких шапочках смотрели снизу вверх на пароход. И еще раз встретились два японских парохода. Они стояли на якорях и спускали в море бетонные фермы.
Пассажиры с любопытством следили за манипуляциями лебедок, шлюпок и людей.
— Сообщить бы по радио, товарищ Береза, — волновалась Точилина. — Что это может быть? Во всяком случае, какая-нибудь пакость, вроде подводной крепости да еще на самых подступах к Камчатке!
— Повидимому, это хуже подводной крепости, — оказал Береза, — это они невода ставят. Будут ловить нашу рыбку в открытом море.