— Как поставишь невод, так и рыбу поймаешь, — заметил Фролов, всматриваясь в воду. — Прежде всего смотри на дно. Тут, братишки мои, не должно быть ни впадин, ни кочек. Отлогие тени, песчаное дно, лайды — самые лучшие места... И боже вас сохрани от убоистых сторон.
Кунгас огибал оконечность полуострова, его остренькую песчаную стрелку.
— Здесь удобно, — решила Зейд, — теперь нужно искать течение.
— Струю, — поправил неводчик. — Струя — путь-дороженька, рыбья тропочка, по которой она торопится на свадебку... И нужно, чтобы крыло стало поперек ей.
Он вынул из кармана кусок дерева, привязал бечевку и бросил в море.
Дерево поплыло к юго-востоку.
Невод ставили несколько часов. Он раскинулся на ста метрах на небольшой глубине, едва покрывающей сетяной ящик.
Широким полукругом далеко в море чернели кунгасы, дежурящие у глубинных неводов.
— Не идет в этом году нярка, — заметил Фролов, всматриваясь в даль, — в нечетные годы ее всегда нехватка, а на этот раз и совсем нет... А рыба скоро пойдет, — добавил он, осматривая горизонт из-под ладони.
Бригада Фролова поставила невода и отправилась обедать.
— Почему ты согласилась прикрепить Тарасенко к жиротопке? — спросила Зейд Точилину.
— Но ведь кого-то надо?
— Совсем не надо. Все будут на жиротопке по очереди.
— Может быть, ты и права, но у Тарасенко неважное сердце.
— Ну, знаешь ли, «неважное сердце»! Для того, чтобы ездить через бары, не нужно особенного сердца. Не так трудно сидеть в катере.
— А если человек волнуется? Это, по-твоему, для сердца ничего?
— Удивляюсь тебе, Точилина. Ты потворствуешь людям, которые волнуются, переезжая через бары!
— Знаешь ли, Зейд, — сказала Точилина, — ездить через бары, действительно, опасно, и я не могу упрекать людей за то, что ездить через бары для них неприятно.
— По-моему, комсомол обязан растить бесстрашных людей. Не правда ли, Гончаренко?
— В общем, бесспорно, — сказал Гончаренко, — но иногда в конкретном случае, принимая во внимание, что это девушка... Знаешь ли...
— Никаких конкретных случаев для девушек, товарищ юноша!
Она заторопилась вперед.
В резиновых сапогах, в толстой спецовке идти было трудно и неловко. В лицо дул теплый ветер, вся обширная равнина от моря до гор в косых лучах вечернего солнца как бы совершенно исчезала, смешиваясь с воздухом.
«Узка, узка, нет крыльев за спиной», — думала Зейд о старосте.
Зейд и Точилина сразу же после своего знакомства в техникуме не поладили друг с другом.
Началось это из-за различного отношения к студенту Паше Орлову.
Паша Орлов, числившийся в бригаде Точилиной, был способен, но недисциплинирован. Он почти не учился, однако же зачеты получал по всем предметам как член бригады, которая отлично выступала с докладами и рефератами.
После одного такого доклада, когда преподаватель уже вышел из кабинета и Залевская снимала с доски и стен схемы и диаграммы, Точилина подошла к Орлову.
— Мы не будем тебя больше держать в своей бригаде, Орлов! Ты не работаешь!
Орлов пожал плечами.
— Это, Орлов, не по-товарищески и, наконец, это обман: ты кончишь учебу и ничего не будешь знать!
Паша Орлов увлекался техникой: в те дни он изобретал особо экономный мотор и не считал себя в праве тратить время ни на обществоведение, ни на природоведение, ни даже на русский язык.
Зейд решила, что Точилина не права, и вступилась за Орлова.
— Человек изобретает, — сказала она, — как тебе не стыдно! Ты ведь не классная дама.
Студентки поссорились, — каждая считала себя правой. У обеих были сторонники. При перевыборах старосты часть курса голосовала за Зейд. Точилина обиделась. Она столько времени отдавала заботам о студентах, и такая неблагодарность! С трудом уговорили ее остаться на своем месте.
Она не могла преодолеть неприязни к Зейд, которая представлялась ей натурой неорганизованной, способной на поступки неосмотрительные и демагогические...
Зейд шла широкими шагами и все не могла успокоиться. «Я бы собрала всех, поговорила, я бы сделала так, чтобы студенты были для всех примером смелости, отваги... Мы же — молодежь! А она говорит «нездоровое сердце» и разрешает ей околачиваться на жиротопке. А Гончаренко, тот даже рад! По его мнению, только мужчины смелы! Отвратительная точка зрения!»