Раздирая уши ревом сирены, машина маршала мчалась по улицам Пекина.
Решение Чена созрело внезапно. Когда в газетах появились статьи о том, что в Китае нужно покончить с коммунистами, что для этого у Китая есть армия, тогда Чен, Лян Шоу-кай и еще группа студентов решили пробираться одни на юг в те военные школы, которые остались верны заветам революции, другие в революционные армии в Хунань, третьи на север, в Маньчжурию, — всеми своими силами препятствовать готовящемуся беззаконию.
Чен был с третьими. Он попрощался с Лю. Теперь он называл ее невестой. Она больше не принадлежала своим любящим родителям. Она жила на собственные средства, работая корректором в прогрессивной газете.
В день прощания молодые люди прошлись мимо Стальных ворот посольского квартала (там они познакомились!), мимо розовых стен Тьен Анмына, по улице, на которой ранее никто не смел появляться. Это была улица богдыхана, здесь его проносили в паланкинах к глазному императорскому подъезду. Прошли по площадям, на которых они выступали в агитпьесах и где лилась студенческая кровь.
Вечером прощались на вокзале. Лян Шоу-кай предусмотрительно стоял в стороне.
— Я думаю, ты вернешься скоро, — говорила Лю.
Чен молчал, он не знал, когда он вернется.
— Во всяком случае, ты вернешься к зиме. За лето ты сделаешь много.
— Да, — сказал Чен. — Возможно.
Раздался свисток паровоза. Чен вскочил в вагон.
Лю долго бежала рядом с вагоном, потом отстала. Чен видел ее тонкую фигурку, руку, поднятую для прощального привета.
ПОБЕДА
Греховодов решил не выходить из дому целый день: ведь в любой час мог прийти обещанный старым китайцем У Чжао-чу посетитель. Вспомнил про свой бухгалтерский стол на бочарном заводе, подмигнул ему: есть-де вещи поважнее тебя! и сел в кресло у окна наблюдать за калиткой.
В жиденьком садике торчала большая грубая беседка. Стены ее пестрели непристойными рисунками. Илья Данилович частенько их разглядывал, удивляясь буйной, ничем не сдержанной фантазии.
Сквозь деревья, как дорогая картина, виднелась бухта с крутобокой гребнистой сопкой по ту сторону, с карточными домиками Чуркинской слободки.
Тонкий шест радиомачты таял где-то в пространстве и не мог растаять.
Думая над тем, кто будет неведомый посетитель, Греховодов представлял его себе то русским с благообразным породистым лицом, то поджарым англичанином в легком костюме и легкой кепке. От размышлений по поводу внешности ожидаемого посетителя Илья Данилович переходил к размышлениям о том, кто он будет, так сказать, по роду своей деятельности: простой ростовщик или ростовщик с неким оттенком.
Случилось так, что У Чжао-чу подслушал разговор Ильи Даниловича с Огурцом. Плохо, если он понял и запомнил некоторые фразы, сказанные Ильей Даниловичем. А впрочем, едва ли понял: китаец неважно знает по-русски и, наверное, понял только то, что китайцы понимают всегда и всюду: Греховодову нужны деньги.
Илья Данилович ждал гостя долго; в конце концов, он впал в неопределенное туманное состояние. В мозгу его поплыли обрывки мыслей, фраз, стали появляться и исчезать предметы без всякой видимой связи. Он задремал.
Дрему нарушил стук. В дверь просунулось румяное женское лицо:
— Обедать!
Оказалось, уже два часа!
— Ваши любимые блинчики, Илья Данилович!
С хозяйкой, мясистой вдовой, отношения у него были деловые. Раза два в неделю он приходил к ней не только обедать, что стоило ему тридцать пять рублей в месяц, но и ужинать, что не стоило ему ни гроша. Они ужинали, выпивали полсамовара, потом отдавались молчаливой суровой любви.
Сегодня Греховодов обедал тревожно и все посматривал в окно. Даже блинчики съел быстро, не остановившись на приятных ощущениях от пережевывания горячего масляного теста, смешанного с клубничным вареньем.
— Очень тороплюсь, — начал объяснять он, — срочная работа, отчет! Даже на службу не пошел... — и вскочил.
По садику шел не англичанин, не русский, — шел высокий худой китаец в синем шевиотовом костюме, в желтых ботинках, с дождевиком на руке.
— Пожалуйста, пожалуйста... сюда.
Гость погрузился в старинное кресло. Но не откинулся к спинке, не отдался услужливым подлокотникам, а сидел прямо и так же прямо смотрел на хозяина.
— Вы ко мне от доктора У Чжао-чу? — Илья Данилович дружески, доверчиво улыбнулся.