Но что касается гибели Советского Союза, то эта катастрофа будет нас преследовать еще много-много лет, потому что нормальная экономика, особенно потребительская экономика, может работать при определенном числе потребителей, скажем так. Неслучайно все страны работают на расширение рынка. Потому что расширение рынка – это стабильность, это устойчивость, и, когда наступает кризис, можно спокойно его пережить, как это сделал Китай, как сделала Индия в 1998 году. Наверное, главная причина неудач горбачевской перестройки состоит в том, что нужно было начинать с создания рыночной экономики, введения частной собственности и создания рыночного пространства и его расширения. А мы потеряли даже то, созданное в советское время, рыночное пространство.
Мало этого, мы потеряли интегрированную промышленность – она была интегрированная, так ее создавал Советский Союз, – а она тоже сдерживала распад. Скажем, одна ступень ракеты делается в России, вторая ступень ракеты – на Украине. И десять раз подумаешь, прежде чем разорвать эти отношения. А они сегодня разорваны. Но об этом думали и этого боялись руководители республик, но не простые люди. А недовольство жизнью и массовые выступления идут все-таки от людей.
Не могу не спросить вас об августе 1991-го. Вы, насколько я знаю, все эти нервные три дня были в Белом доме.
Четыре ночи.
Четыре ночи. Один вопрос в связи с ними у меня к вам. Мы еще будем в нашем цикле диалогов подробно об этом говорить, но сейчас вопрос не по событийной фактуре, а по эмоциональному, психологическому наполнению. А об этом можно спросить только у очевидца. Вот сегодня, по прошествии стольких лет, как вам видится, чего все-таки в те дни и ночи было больше – некой одержимости, некоего ража, адреналина, ажитации осажденных за правое дело или реальной опасности и реальной угрозы?
Сегодня мы знаем довольно много подробностей относительно вероятности штурма в разные дни и шансов обороняющихся, техники принятия решения о силовой операции, способности, а на самом деле неполной способности союзного руководства, в том числе военного, принимать какие-либо вменяемые решения в сложившихся обстоятельствах. Но мы не очень достоверно знаем, что испытывали люди по обе стороны противостояния. Так вот чего там, в Белом доме, было больше – ража, ощущения свободы, беспокойства по поводу организации своей защиты или элементарного страха перед неизвестностью, неведомой опасностью?
Раж появился 22 августа, когда все закончилось, а 19-го, конечно, мы мало что понимали. И я, когда летел в Москву утром 19-го числа, только понимал, что совершен переворот. Вот это я понимал. Был даже определенный внутренний, куда-то ушедший страх, но на самом деле было огромное желание все-таки защитить и не дать остановить то, что мы начали. Это уже было как наркотик, понимаете?
И когда по пути я увидел эти бронетранспортеры, танки, и из них большое количество вне строя, было такое двоякое ощущение: похоже, ребята не хотят ехать в Москву и сделали так, что у них там гусеница распустилась или еще что-то. А когда приехал и снял трубку телефона, оказалось, все городские телефоны работают, спецсвязь работает, и тогда я вообще пришел в недоумение и понял: что-то не то. Ведь в советское время, когда что-то происходило, то автоматическая связь с городами прекращалась, мы могли звонить через «08» или через телефонистку. А здесь все открыто, все свободно.
Ну а потом начался ажиотаж: люди стали приходить, начали таскать деревья, кустарник какой-то бросать вокруг Белого дома. Мы начали понимать, что ра-
бота должна идти на разных уровнях. Борис Николаевич, естественно, на уровне президента, защищающего интересы России. А я сразу понял, что надо работать с информированием, потому что никакой достоверной информации о происходящем ни у кого не было.
| Главная причина неудач горбачевской перестройки состоит в том, что нужно было начинать с создания рыночной экономики, введения частной собственности и создания рыночного пространства и его расширения. А мы потеряли даже то, созданное в советское время, рыночное пространство. |
Сергей Александрович, в ночь на 21 августа страх-то был, острое ощущение опасности возникло?