Олещук пожал плечами:
– Мне понятны твои чувства. Дружок, поверь, мне тоже грустно, что все мы здесь. Но отказаться от девушки я сам не могу. Если есть одна самка на сто самцов, получить её должен сильнейший, то есть я. Таков закон природы. Верно, парни? Ведь никто здесь не сомневается, что я – сильнейший?
Все молчали. Я довольно угрюмо возился с брючным ремнём. Остальные поспешили уткнуться в свои шкафчики с вещами или сделали вид, что неожиданно обнаружили нечто очень интересное на шнурках собственных ботинок.
Алисе, так понравившейся Артёму, было шестнадцать лет, и она действительно являлась одной из самых красивых девочек на потоке. Всё в ней было очаровательно – и светлые густые волосы, и фигура, и высокая грудь, но особенно хороши были губы, недаром пленившие Андрея – как будто чуть припухшие, яркие, сочные. Эти губы были точно созданы для поцелуев, а не для скучных пересказов параграфов из обществознания под началом унылейшего в мире педагога – шестидесятилетней Ларисы Аркадьевны, сухопарой дамы с противным скрипучим голосом.
С Андреем Алиса познакомилась на стадионе – как ни старалась администрация, в течение дня возникали моменты, когда парни и девушки пересекались друг с другом – помимо стадиона, это могло случиться в столовой, а также на официальных мероприятиях. Когда приезжало высокое начальство из Москвы, бойскауты встречали гостей из столицы на торжественной линейке, и парням с девушками приходилось стоять попарно друг с другом, что вызывало у первых любопытство, а у вторых – трусость и порой даже панику. Читатель должен помнить, что психика девушек – бойскаутов, по сравнению с девушками, выросшими в обычных семьях, сильно страдала. Тотальный запрет на аборты, действовавший в стране, на свободе ещё можно было с трудом обойти, но в лагере он соблюдался неукоснительно – и в тех случаях, когда девушке лет пятнадцати – семнадцати случалось залететь от парня (а иногда, увы, и от охранника или чиновника администрации), она немедленно и навсегда вывозилась из лагеря в специальное заведение для мам нежного возраста – в просторечии богадельню для дырок. Дальнейшая судьба такой девушки была незавидна, и она почти наверняка лишалась всяких перспектив в жизни. Кроме того, и по этой же причине, суровые тётушки, преподававшие на женских потоках, а больше всех – Георгина Матвеевна, которая раз в месяц обязательно проводила занятие политпропаганды – описывали девушкам всякие неприятности, которые могут произойти от парней, красочно рассказывали про изнасилования и про то, что главное достоинство девушки – это её девственность, которую нужно беречь. Порченая девушка, объясняли дамы – педагоги, на свободе будет никому не нужна. Разве что возьмут в уборщицы заштатной забегаловки. Поэтому все парни – и особенно парни более – менее красивые, представлялись девушкам – бойскаутам чудовищами, готовыми в любой момент напасть на них и лишить чести и всяких перспектив в жизни. Изоляция от парней давала девушкам богатую пищу для фантазии, потому что психологию живых, настоящих юношей мало кто из девушек представлял. Тем удивительнее (здесь, конечно, вступали в действие глубинные законы природы, законы жизни, которые никакая самая изощрённая пропаганда не могла задавить), что в лагере всё-таки находились девушки достаточно смелые, чтобы знакомиться с юношами и смеяться над запретами, по своей жестокости приближавшимися к сущему средневековью.
Алиса не была смелой. Она была просто любопытной девушкой. Её приводили в ужас последствия в виде детей – стоило только об этом подумать, как у неё холодело в груди. Но потом какое – то непонятное, щемящее влечение, которое она сама не могла определить, перевешивало, и она дрожащими пальцами перелистывала странички на своём планшете, вчитываясь в самые познавательные книги про мужчин, которые ей только удавалось найти. А ещё была музыка… Слушая голоса парней – нежные, романтичные, ласкающие голоса, певшие о любви – Алиса никак не могла поверить, что эти голоса могут принадлежать монстрам, готовым растерзать девушку, оставшись с ней наедине. Присматриваясь издали к бойскаутам, обитавшим в городке, Алиса тоже не чувствовала особенного страха. Они были какие – то… обычные. Алиса полагала, что мужчинам полагается быть значительно менее смирными. Эти – которых она издали рассматривала в лагере – так же работали и учились от зари до зари, стояли в струнку на линейке, ходили в отведённый час в столовую, как она сама. Они совершенно не вызывали у Алисы того трепета, который у неё возникал в фантазиях, когда она воображала никогда ею не виданных, но где-то точно существовавших брутальных молодцов, готовых уволочь визжащую и сопротивляющуюся девицу в тёмный уголок для тёмного плотского удовольствия.