Отпирая ворота, она услышала в отдалении лай своры, а проехав полмили по извилистой и узкой подъездной дороге, увидела собак: через дорогу стремительно пронесся коричнево-белый поток. Опять гончие Роберта отправились в ночную прогулку! К утру, возможно, новым цветникам Анны придет конец — собаки любят рыхлую землю.
С тяжелым вздохом она свернула на боковую дорогу, и шины зашуршали по песку. Надо сказать Осгуду Уоткинсу, что свора опять бегает на свободе. Пальметто царапали дверцы машины, дифференциал то и дело задевал песчаный гребень между колеями. Внезапно в свете фар прямо перед ней возник олень. Она нажала на тормоз, автомобиль развернуло, бросило на песчаный откос, он раза два подпрыгнул и вновь оказался на дороге.
Ну, следующего оленя я собью! — подумала она. Не хватало только увязнуть тут в песке с сосновыми гремучками.
Но олени больше на дорогу не выскакивали, и зачерненные ночным мраком сосны разбежались по сторонам поляны, на которой жил Уоткинс. Лучи фар вырвали из глухой темноты изгородь и белый домик, неосвещенный, крепко спящий. Она нажала на сигнал, высунулась из окошка и прислушалась. Мгновение тишины, а потом собаки Уоткинса, придушенно тявкая, скатились с крыльца и помчались к изгороди. Сгрудившись у ворот, они прыгали и отчаянно лаяли.
К ним, спотыкаясь, бежал Осгуд Уоткинс, босой, с дробовиком в руке. Собаки не обращали внимания на его окрики. Он пнул ближайшую, вспомнил, что ноги у него босые, положил дробовик на землю, схватил одну собаку и швырнул ее в самую гущу остальных. Потом схватил вторую и бросил туда же. Собаки с визгом отступили под крыльцо. Маргарет видела, как они копошатся там и огрызаются друг на друга.
Уоткинс нагнулся, чтобы поднять дробовик. Маргарет пошла к изгороди, чувствуя, как в туфли сыплется песок.
— Уоткинс, — сказала она, — свора опять сбежала.
Он кивнул. Белая рубашка с расстегнутым воротом подчеркивала черноту его кожи.
— Их иногда не удержишь.
— Присмотри за цветниками, хорошо?
— Тут все дело в луне, — сказал Уоткинс. — Ну, я их запру.
— Как хочешь, лишь бы драгоценные цветники моей сестрицы остались целы и невредимы.
Дом раскинулся серой безмолвной громадой. Освещены были лишь два-три окна, но в садах горели фонари. Старик любил ночью видеть все вокруг, и, даже когда он был в Новом Орлеане, фонари тут сияли, подчиняясь его желанию.
Маргарет обошла дом по выложенному плитами полукругу — ключ у нее был только от парадной двери. Поднимаясь по ступенькам крыльца, она заметила что-то. Не движение и не звук. Это было просто ощущение чьего-то присутствия.
— Кто тут?
Полная тишина. Она уже хотела повторить вопрос, но тут Джошуа сказал:
— Ну, мама, ты все окончательно испортила.
Она, прищурившись, всмотрелась в блеск фонарей, который только обрамлял бездонные провалы мрака.
— Я плохо вижу по ночам, Джошуа. Тебе придется выйти на свет.
Но, еще не договорив, она разглядела его. Он сидел под большой азалией.
— Что ты делаешь в кустах в такое время?
— Предаюсь медитации.
Она уловила легкую нерешительность в его голосе, пристыженность. Конечно, он сам все отлично понимает, подумала она.
— В позе лотоса, — сказал он, подходя к крыльцу. — Я совершенствуюсь в ней.
— Я видела такие картинки, — сказала Маргарет. — И помнится, Будда действительно сидит под каким-то деревом, но только не под азалией.
— Конечно, нет, мама, но дух тот же.
— О, разумеется, — сказала Маргарет. — Дух — великое дело.
— Мама, я хочу задать тебе один вопрос.
— Почему я явилась сюда среди ночи?
— А?.. Нет… — На его худом лице появилось недоуменное выражение, потому что это ему странным не показалось. — Мама, серьезно, я хотел бы поговорить с тобой.
— О своих планах.
— Да, — сказал он. — Да.
— Планы у тебя, конечно, обширные и далеко идущие.
— Мама, по-моему, можно было бы использовать мистицизм доктора Швейцера — конечно, без расистского оттенка — для практического разрешения проблем потерянного общества.
— Джошуа… — Она уставилась на высокого юношу, думая: я перекормила его витаминами… — Я совершенно не понимаю, что ты плетешь.
— Ах, мама, у тебя все начинает выглядеть таким дешевым и отвратительным!
Джошуа исчез в темноте.
Убедившись, что он не вернется, Маргарет отперла тяжелую дубовую дверь.