За темноватым баром, отделанным деревянными панелями, была видна терраса, залитая оранжевым светом штормового октябрьского дня. Самый яркий свет в году, подумал Стэнли, кругом на мили видно. При таком свете трудно охотиться: невозможно как следует оценить расстояние.
Мистера Роберта Стэнли не разглядел, а только большую компанию у одного из столиков — сплошная молодежь. Мистер Роберт, наверно, опять развлекает их всякими историйками на кэдженском диалекте — детишкам они нравятся. Как-то мистер Роберт сказал: «Эти маленькие шлюшки говорят, что я такой милый, во мне есть что-то отцовское. И просто смешно, сколько их жаждет переспать с папочкой…»
Это, думал Стэнли, очень похоже на правду. Мистер Роберт вообще никогда не преувеличивал. Коллинсвильский яхт-клуб был его заповедными охотничьими угодьями.
Официант с заказом мистера Роберта приблизился к тесному кружку, не сумел проникнуть внутрь и зашел с другой стороны. Кружок распался (Стэнли показалось, что развалилась на куски тарелка) и вновь сомкнулся. Стэнли узнал почти всех: молодой Рассел, две дочки Кларка, девчонка Буассак, которая успела выйти замуж и развестись, еще не кончив школу, двое Робинсонов — двоюродные братья, похожие друг на друга, как родные, потому что, как говорили люди, они и были родными братьями. Кое-кого он не знал: по субботам и воскресеньям в клубе бывало много чужих. Какая-то девушка встала и, смеясь, выбралась из чащи людей и стульев. Эти волосы я всегда узнаю, подумал Стэнли. Мы выудили ее вместе с лодочкой из залива. Те же иссиня-черные волосы, то же не тронутое загаром лицо.
Она оглянулась и помахала. Мистер Роберт встал и помахал в ответ над головами сидящих. Он снова сел, а она остановилась в нерешительности. Залитое пронзительно-желтым светом лицо было радостным и оживленным.
А, его последняя, подумал Стэнли. Так и светится любовью. Понятно, почему он так сюда торопился.
Официант с подносом, полным бокалов, сказал:
— Эй, Стэнли, Вера пришла.
В столовой для персонала Вера пила виски со льдом (сна не любила пива) и разговаривала с Говардом.
— Решила заехать?
— Я возвращалась от Рэчел и увидела машину.
Трудно не заметить, подумал Стэнли. Единственный лимузин на всю округу.
— А ты хорошо выглядишь, — сказал он. — В этом платье ты совсем девочка.
— Оно меня уж слишком молодит.
В столовую вошел Майло Томас, ночной сторож. Его голубая форма была туго накрахмалена, широкий лакированный пояс блестел.
— Как поживаете, мисс Вера? Как дела, Стэнли?
Он сел на красный табурет у стойки.
Было ровно шесть часов. Майло вышел на дежурство и заглянул выпить первую рюмку. Теперь он будет забегать сюда весь вечер, пока бар не закроется и Говард не уйдет домой, что по воскресеньям бывало в два часа. Четыре раза ему разрешалось выпить за счет клуба, остальное он оплачивал из своего кармана.
Говард положил на стойку исписанный лист, и они с Майло начали шептаться. В будние дни они играли на футбольном тотализаторе, и Говард время от времени звонил букмекеру, проверяя ставки. По воскресеньям они подводили итоги.
— Ты что-нибудь ставил на этой неделе? — спросила Вера.
Стэнли покачал головой. Иногда он давал Говарду пять долларов, чтобы тот поставил за него.
— Я даже не помню, какие команды встречались на этой неделе.
— Во всяком случае, ты сберег пять долларов, — сказала Вера.
Прогнозы Говарда, несмотря на его положение и телефонные звонки, не отличались точностью.
Стэнли смотрел на две головы, склонившиеся в углу над стойкой. Ему нравился Говард, ему нравился Майло и ему нравилось сидеть тут, в подвальчике без окон, но с большим цветным телевизором, всегда дающим размытое изображение, оттого что каждый считал своим долгом подкрутить ручки настройки. (Телевизор был подарен Стариком. «Ты будешь столько времени тратить на ожидание, — сказал Старик как-то много лет назад, — так пусть хоть телевизор там будет приличный». С тех пор каждый год первого марта старый телевизор заменялся новым.)
— Вера! — Он перегнулся через стол и тронул ее за локоть. — Старик сегодня подарил мне деньги. Настоящие деньги.
Она отвела большие круглые глаза от пары у стойки.
— Мы с тобой теперь богатые черномазые.
— Стэнли, это не смешно.
— Они подумывают о торговом центре. — Он машинально повторил слова мисс Маргарет. — Наша доля может стоить, — он запнулся, почти испугавшись произнести вслух эту цифру, — что-то около миллиона.
— Но почему? — спросила Вера.
— Потому что он маразматик, — сказал Стэнли с раздражением. — Почему же еще? Он думает, что удержит меня так навсегда. Я его вестник с перьями, набитыми золотом.