Стэнли обхватил Старика и поставил его на пол. Они пошли — медленно, очень медленно. И все-таки через два шага силы оставили Старика, и он повис на руке Стэнли. Не то чтобы он такой уж тяжелый, думал Стэнли, но неудобно, что он сбоку. Если бы просто взять его на руки, было бы проще, но он хочет чувствовать пол под ногами.
Эти мягкие кожаные ноги волоклись по блестящему кафельному полу, нарушая больничную тишину.
Стэнли принялся отсчитывать секунды. Сорок пять, сорок шесть. Коридор был по-прежнему пуст. Только бледно-зеленые стены, как в чистом аквариуме, и сияющий зеркальный пол. Ступни Старика слабо шевелились, как рыбьи плавники.
Во всяком случае, им никому не придется объяснять, куда они идут.
Семьдесят шесть, семьдесят семь…
Вот и двери. Снаружи совсем рядом блестит мокрый лимузин. Старик повернул голову. Что-то мелькнуло в его глазах. Веселая усмешка — вот что увидел Стэнли. На дне этих глубин сидел, поджав ноги, маленький мальчишка. (Стэнли казалось, что он ясно разглядел его. Или же он увидел свое отражение?) Сидел и смеялся.
Старик медленно поднял руку и указал.
— Что? — спросил Стэнли. — Что?
— Сигнал, — сказал Старик внятно. — Дай сигнал тревоги.
Он указывал на красный пожарный сигнал.
— Дать сигнал, сэр? — Стэнли уставился на стеклянный ящичек. — Но ведь надо будет разбить стекло.
— Валяй, — сказал Старик.
Поддерживая Старика правой рукой, Стэнли ударил по ящичку левым кулаком. Стекло затряслось… Дурак я буду бить его голой рукой, подумал он. Но только… погоди-ка, стекло ведь затряслось, так может… Он попробовал сдвинуть его в сторону. Безрезультатно. Ом толкнул его вверх, не рассчитав силы, — оно выскочило и со звоном разбилось на полу.
Уж очень мы шумим, подумал Стэнли и тут же добавил про себя: ну и что? Ведь мы же сейчас дадим сигнал пожарной тревоги.
Старик потянулся к ручке и не достал. Стэнли подсунул ладонь под дрожащий локоть, сжал его и приподнял. Пальцы Старика скользнули по ручке, сомкнулись на ней. И повернули.
Под взметнувшийся звон Стэнли усадил Старика в машину — осторожно, не торопясь. Пожарный колокол звенел и где-то снаружи, заглушаемый гулом ветра и дождя.
Передача включилась почти без щелчка. Звон замер позади, слышен был только шорох стеклоочистителей и стук дождя по металлу. Стэнли вел машину ровно и спокойно, не превышая скорости, внимательно следя за другими автомобилями. Словно вез что-то драгоценное. Словно большой черный лимузин был набит золотом. Осторожнее. Осторожнее.
Старик молчал. Стэнли посмотрел в зеркало заднего вида: его голова наклонилась, уперлась в мягкую бежевую стенку возле круглой лампочки. Лампочка горела. Нарочно он ее включил или просто его голова, наклоняясь, задела выключатель? Неяркий свет отгораживал заднее сиденье от переднего, так что Старик ехал словно совсем отдельно от Стэнли.
Стэнли остановился под аркой западного крыльца. С ее козырька сплошным потоком текла вода. Стэнли затормозил так мягко, что трудно было заметить, в какой миг машина полностью остановилась. Только дождь уже не стучал по крыше и ветровому стеклу.
Старик открыл глаза, но его голова все еще была а наклонена. Стэнли поставил ее прямо, потом внес Старика в дом. Кресло-каталка, как всегда, стояло в ожидании у дверей. Он усадил Старика и отступил, ожидая дальнейших распоряжений.
Он почувствовал странный запах. В холодную погоду кондиционер работал плохо, и всюду в доме возникали карманы застоявшегося воздуха, маленькие тихие заводи в воздушных потоках вентиляции. Такая заводь была и здесь. Запах машинного масла, почти незаметный во всем остальном доме, тут был очень силен.
Старик сказал что-то, но так тихо, что Стэнли пришлось к нему нагнуться.
— Вези.
— Куда? — Потускневшие глаза засветились гневом, и Стэнли поспешно добавил: — В оранжерею?
Свет угас. Значит, туда, подумал Стэнли.
Резиновые шины попискивали на паркете, потом мягко запрыгали на плитках оранжереи.
— Кресло, — сказал Старик, указывая глазами.
Его большое кресло со спинкой в форме опахала.
Его мягкая плетеная колыбель. Трон, как называла это кресло мисс Маргарет. Кресло, в котором он сидел изо дня в день, глядя, как птицы порхают в бамбуковой клетке.
Стэнли поднял его, как поднимал уже тысячи раз. Он стал легче, подумал Стэнли, совсем ничего не весит.
Птицы в клетке молчали. Ни звука, ни движения. Стэнли усадил Старика, укутал ему ноги легким пледом.
Ну вот, думал Стэнли, Старик водворен в свою клетку. Может, он задремлет и уснет, как птицы.