Роберт всегда скучал. Нелла была не особенно хорошенькой — каштановые волосы, карие глаза, худенькая фигурка. Он не любил кино и терпеть не мог карт. Ее мать он считал дурой, а сестру — идиоткой. Он не понимал, почему он все ходит и ходит к ним.
В этот вечер Нелла спросила:
— Вам нравится, как я уложила волосы?
— Да, — сказал он, — нравится. Они теперь короче или длиннее?
— Намного короче. Я так и знала, что вы не заметите.
— Нет, я вижу, что они причесаны красиво.
Она улыбнулась и постучала колодой по ладони (он вспомнил, как Старик стучал телефонной трубкой по ладони, досадуя на человеческую глупость).
— Роберт, вы никогда не думали о своем будущем?
— Нет, — сказал он. — Кажется, нет.
— Не могли бы вы найти работу получше?
Он уставился на зеленые гроздья под потолком беседки.
— Старик… то есть мистер Оливер, не захочет, чтобы я ушел от него.
— Вы его родственник? — Ее взгляд сказал ему, что Старик слывет в городе богачом.
— Нет, — твердо ответил он. — Не родственник. Но он хорошо ко мне относится.
— А виноград можно рвать прямо с качелей, — сказала Нелла. — Конечно, осенью, когда он поспеет.
— Очень удобно, — вежливо сказал он.
— Серьезно, Роберт, вам было бы лучше приобрести какую-нибудь профессию.
— Но мне и так хорошо.
— Вот как мой двоюродный брат Ноэль Делашез. Он окулист. Или как папа.
— Ну, — сказал он. — Ну…
В этот вечер он ушел раньше обычного — его одолевала дремота.
— Поедем в субботу в Милнеберг.
Она надула губы.
— Вы ведь знаете, что мама не пускает меня в такие места.
— Ну, тогда в Испанский форт. Я попрошу у Старика на субботу его большую машину.
Но она все равно не была довольна.
— Свободный вечер в субботу, как у приказчика из обувного магазина.
Он засмеялся:
— Вот именно.
В субботу они поехали кататься — мать Неллы, ее сестра и она сама. Они тряслись в огромном новом «паккарде» Старика вдоль Нового канала, а кругом сгущались сумерки. Едва Роберт усадил их в машину, как его, точно туман, начала обволакивать скука. От их бессвязной болтовни этот туман сгущался и сгущался, пока не окутал его, словно толстое одеяло.
Он покорно сидел с ними в маленьком парке на берегу озера и слушал, как грохочет военный оркестр — в реве труб и уханье барабанов почти невозможно было разобрать мелодию. Он медленно прогуливался с ними взад и вперед в прохладном влажном воздухе. Он хихикал вместе с ними, когда они спотыкались о битые кирпичи и заглядывали за осыпающиеся стены старого форта.
— Роберт, — сказала Нелла, — поедем домой. Я приготовила для вас сюрприз.
— Правда?
(Какой еще сюрприз? — тупо подумал он, совсем убаюканный скукой.)
— Я сделала чудесное мороженое. Представьте себе, я весь день вертела ручку мороженицы на заднем крыльце.
— Но ведь вам же все равно нечего делать.
— Глупыш! Мороженое чудесное, и вам понравится. Лимонное!
И они отправились домой. Они сидели на качелях на веранде (виноградную беседку облюбовали москиты), и вдруг ему в голову пришла мысль. Он ужаснулся и все-таки сказал:
— Нелла, а что, если нам пожениться?
Ее лицо сохранило ласковую невозмутимость, и он понял, что она ждала этих слов и довольна, оттого что наконец их услышала.
— Ну… — сказала она. — Ведь это очень серьезно и… Ну, я должна подумать.
— Валяйте, — сказал он.
— Жаргонные выражения ужасно грубы, вы не находите? — Она сделала гримаску. — Я дам ответ через неделю.
Еще одна отрепетированная фраза. Она хорошо подготовилась.
— Вы ведь понимаете, как важно все взвесить, навсегда связывая свою судьбу с другим человеком.