Анна вступила в свой первый дом новобрачной в белом атласе, как она и планировала. Была боль, которую она предвидела, и наслаждение, которого она ждала. И была кровь, доказывающая ее мужу, чего она стоит. Она уснула, испытывая полное удовлетворение. Роберт спал беспокойно, он всю ночь ворочался, толкал ее локтями, закидывал руки ей на спину. Он не привык спать в двуспальной кровати, рассудительно решила она, но теперь научится.
Она ошиблась, как ей стало ясно много лет спустя, и не только в этом, но и во многом другом. Несмотря на все ее благочестие, господь не просветил ее.
Маргарет
Маргарет перестала вертеться и смотрела вслед удаляющейся машине. Фата не развевалась за окном, только поднялось облачко легкой летней пыли и скоро рассеялось. Она вытащила из-за пояса платок и вытерла потное лицо. Было жарко, и узкое платье стесняло ее. Оно село на мне, думала она, нет, правда. Невинная молодая девушка найдена задушенной таинственным способом. Бедную жертву удушили всю целиком. Полиция не в силах объяснить…
Может, раздеться? Нагая подружка невесты крушит все на своем пути. Отец посмеялся бы. Анна больше никогда не сказала бы со мной ни слова… Наверное, мне нужно поскорее выйти замуж. Был бы хоть кто-нибудь подходящий. Я жду, чтобы волшебный принц приехал ко мне из сияния заката. Я могла бы устроить все, как Анна: горы белья, целые склады мебели. Ну как не пожалеть беднягу, в честь которого все это делалось. Того и гляди умрет от испуга или удушья… Я этого делать не буду. Нет уж! Я просто буду самой собой. Придется волшебному принцу довольствоваться этим…
Маргарет расправила смявшуюся юбку. Почему она вот-вот заплачет? Она же никогда не плачет — монахини учили этому всех своих воспитанниц. Быстро моргай, говорили они, и думай о милосердии Иисусовом.
Монахини… Я ходила в их школу одиннадцать лет. И чему же научилась? Греческому алфавиту. Читать по-латыни о войнах Цезаря. Вязать крючком кружевные шали для благотворительных обществ. Произносить ежедневные молитвы. Читать романы Диккенса и Скотта, но не Гарди. Вот чему я научилась. Складывать столбики цифр. Написать вежливое письмо. Одиннадцать лет учения… Да, и ругаться по-испански.
Этому она научилась во время Весеннего Уединения, когда сидела в часовне с маленьким черным томиком — «Подражания Христу» — на коленях. Маргарет кое-как прочла оглавление: «О стойкости против искушения», «О благоразумии в деяниях наших», «О любви к уединению и тишине»… На этом она остановилась. Ее соседка Тереза Гарсиа предложила обучать ее испанскому. Они чинно сидели, глядя прямо перед собой, с сосредоточенным самоуглубленным выражением, и разговаривали, не шевеля губами. Первыми словами, которые выучила Маргарет, было ругательство: «Tu puta madre».
Эти слова, думала Маргарет, могут оказаться полезнее всяких молитв, которые она выучила. Однажды их класс одновременно возносил четыре разные молитвы — святому Иуде, святому Иосифу, Святому Сердцу, Богоматери Всеблагой… Одно плохо в молитвах и молитвенниках, думала она, никакой гарантии. Ни про одну не сказано: вот она обязательно поможет. Приходится пробовать их все и уповать. Как в лотерее: выбираешь номер, не выигрываешь, снова выбираешь. Что же, не повезло — попытай счастья еще раз. И как в лотерее, в этом есть что-то несправедливое.
Да и все несправедливо, думала она. Вот как с этой девочой в третьем классе. Как давно это было… Ее звали… Розали? Да, Розали. Она была калека: от детского паралича у нее искривился позвоночник и на плече был горб. Другие девочки всегда бегали за ней в уборную, тыкали пальчиками в горб и смеялись. Каждый день они доводили ее до слез, но она никогда не жаловалась монахиням. Только перестала ходить в уборную. Однажды у нее под партой натекла лужица, а на следующий день она не пришла в школу. И больше никогда не приходила.
Наверное, мы убили бы ее, будь у нас больше времени, думала Маргарет. Вот как Мэтью.
Это был ее не то четвероюродный, не то пятиюродный брат, одного с ней возраста. Он непременно приходил на все детские праздники — крупный, жирный, женоподобный мальчишка с женской грудью. Они — Маргарет и еще семь-восемь детей — попытались утопить его в бассейне посреди розария тети Сесилии. Он уже почти не барахтался, когда тетя Сесилия заглянула б розарий… Маргарет до сих пор помнила ее пронзительный вопль.
Все дети злы, думала Маргарет. Вроде той сумасшедшей дылды, которая так дернула ее за волосы, когда она сидела в уборной, что вырвала целый клок. У нее на затылке долго была плешинка. После этого Маргарет стала носить с собой нож с четырехдюймовым лезвием, которое выскакивало, едва нажмешь на кнопку. «Я тебя по-итальянски так полосну, что и родная мать не узнает», — грозила она.