— Чудесно! — Он почувствовал облегчение. Черт, какое облегчение он почувствовал! — Я очень рад за тебя.
— Ты мог бы хоть немного огорчиться.
— Детка, я же знаю, что каждая женщина хочет выйти замуж. А он хороший человек?
— Надеюсь.
В ее голосе все еще сквозила нерешительность. Ну, уж это лишнее, подумал он.
— Дом и дети — ты будешь редкостной хозяйкой и матерью! Жаль, что я не могу познакомиться с этим счастливцем.
— Я пришлю тебе приглашение.
Нерешительность исчезла. Очень хорошо. Голос ее стал твердым и уверенным. Она сделала свой выбор.
— Ты ведь знаешь, что я не смог бы приехать.
Она скривила губы и ничего не ответила.
Ну, вот и все, подумал он. Познакомился с ней в такси и расстался в рыбачьем домике. Началось под дождем и кончилось у алтаря… Он будет вспоминать ее тело, не испытывая никакого сожаления. Пришло время положить этому конец. Неплохо выпутался, додумал он. Чтобы избавиться от женщины, нужно не меньше искусства, чем для того, чтобы добиться ее. Он быстро учился и тому и другому.
Из всех своих женщин, размышлял Роберт, он ясно помнил только двух — Эйлин Гонсалес и Бетти. Выйдя замуж, Эйлин навсегда ушла из его жизни. А еще через несколько лет с его горизонта исчезла и Бетти. Просто он был слишком занят, их встречи становились все более и более редкими и наконец сами собой прекратились. Но вот он закрывает глаза, и она встает перед ним как живая. И Эйлин тоже. Но из остальных — ни одна. Хотя изредка он и вспоминал глупости, которые они выкидывали. Вроде той девицы, которая привезла в рыбачий домик два горшка с розовой геранью. Герань цвела долго, и несколько месяцев он видел протоку в просветах между плотными соцветиями. Потом герань зачахла, а в горшках проросли занесенные ветром семена трав и мелких полевых цветов. Они цвели, засыхали, роняли семена и вновь вырастали.
Он начал отбирать таких, которые могли проводить с ним свободные дни, и сразу бросал тех, для кого это было затруднительно, сохраняя только очень уж красивых для коротких вечерних свиданий в меблированных комнатах.
И ни из-за одной у него не вышло неприятностей. Я превратил это в науку, думал он. Выбирай тщательнее, и они будут вести себя как надо.
А если и нет, думал он, Анна все равно ничего бы не заметила. У нее хватает забот с перестройкой старого отеля в Порт-Белле. Она всем занималась сама, без архитектора.
— Он должен стать безупречным, — увлеченно объяснила она. — У меня много времени, и я сумею сделать все как следует.
— На это потребуются годы, — сказал Роберт.
— Знаю. Но у нас в распоряжении вся жизнь, чтобы жить там, так что это не имеет значения.
Погружаясь в горячую влажность, утопая в плоти, грезя о грудях совершенной красоты, встающих из облаков, касаясь морских раковин, Роберт порой думал: «Я живу, я здесь. А в плоти? Ломаюсь ли я, когда падаю?»
И вот Маргарет. На третий день после окончания школы она сбежала с Гарольдом Эдвардсом к мировому судье в Гретне. Старик снял для них свадебные апартаменты в отеле «Рузвельт».
— Сколько было цветов! — говорила потом Маргарет. — Все комнаты битком набиты лилиями. Я то и дело просыпалась и думала: кто же это умер?
У Гарольда Нортона Эдвардса было круглое гладенькое лицо и круглые гладенькие голубые глаза. Его родню неприятно поразил такой внезапный брак и очень интриговали слухи о ее богатстве. На ритуальных семейных обедах Маргарет каждую неделю старательно приводила их в ужас рассказами о сицилианской вендетте и о «Черной руке». Собственно говоря, Гарольд Эдвардс ей даже не нравился. Она вышла за него просто потому, что он ее любил. Она вдруг открыла, какое это чудо, когда в тебя кто-то влюблен… Их брак продлился восемь месяцев. Как-то в холодное февральское утро Маргарет вернулась в дом отца. Два дня Гарольд Эдвардс безвыходно сидел в их маленькой квартирке (он ждал от нее хоть каких-нибудь известий, в тщетной надежде хватая трубку при первом же звонке), а потом проглотил горсть снотворных таблеток и через пять минут позвонил свояченице. Когда Анна и Роберт почти на руках втащили его в больницу, он уже ничего не видел и не слышал.
— Ну, — сказала Анна, втягивая носом набрякший сыростью воздух зимнего утра, — ну и ну!.. — Было семь часов, и у проносившихся мимо машин еще горели фары. — Мы были на свадьбе и чуть не побывали на похоронах.
Роберт никогда не питал к Гарольду Эдвардсу ни малейшей симпатии и нисколько за него не испугался. Он зевнул.
— Я позвонила Маргарет сообщить, что он вне опасности, и знаешь, что она мне сказала?