- Хорошо недоразумение!!! - завопил иллориец, потрясая мелко исписанным листом. - У вашей Вердалии теперь только собственный родовой замок и остался. Ну, может ещё пара крепостей...
- Не всё так трагично, - вступился за её величество, припомнивший присягу Горазд, - ещё есть мантикоры. А таковых зверей более нет ни у кого и в следующем сражении канцлеру...
- Королю, - металлически прошелестел Шотс. - Королю... Канцлера короновали в главном соборе Иллории в присутствии самых родовитых вельмож, глав Гильдий, банкиров и купечества.
- Ш... ш... ш-шо?.. - с трудом выдавил из себя бравый офицер.
Шотс в ярости разламывал печати на остальных документах:
-Так... подорожные... одна, вторая, третья... Ага, на всех... Разбирайте, парни. Теперь нам пути назад нету. Если королева продует последнее сражение, нас, принимавших участие в охоте на... Твою мать, а кто он теперь, а?.. Та-ак, а это что?.. О, патент на офицерское звание! Всё-таки везучий ты перец, сударь Горазд. Все сражения с честью продул, а в чинах продолжаешь расти... стремительно, как мухомор. Поздравляю, теперь ты капитан.
- М...ме... ме... - что-то невразумительное проблеял, совершенно запутавшийся в собственных званиях генеральский лейтенант-капитан.
- Что "ме-ме-ме"? - передразнил старика Шотс и в его стылых глазах вдруг заплясали шалые, безумные бесенята. - Едем в Ольхайд. Королева у тебя генерал-капитан не самая глупая баба. Глянь, какую бумагу нам с тобой выправила... О, полюбуйся, - и он сунул под нос Горазду, всё ещё пребывающему в эйфории от стремительности своего возвышения, по всем правилам составленный эдикт о поимке, задержании, заковывании в кандалы и прочее и прочее некоего иллорийского дворянина, совершившего ряд дерзких преступлений против величества, устоев королевства, разрушении построек, повинном в убийстве подданных... О, Вердалия ничего не забывает...
- А про собаку там прописано? - всплыл в сознании капитана непрошенный шерстяной котях. - Он же, мерзавец, ещё и служебного кобеля соблазнил. Тоже преступление тяжкое...
- Соблазнение кобеля?.. - несколько недопонял Шотс, переглядываясь со смутившимися кавалеристами. - Гм... да... наверное... - Огульное обвинение наследника престола в подобном грехе, вызвало душевное неприятие даже у непробиваемого убийцы. - Но, капитан, королева про этот случай как-то ничего не пишет. Запамятовала должно... гм... в запарке. А мы с тобой, давай уж от себя ничего дописывать не будем, а... У меня почерк плох. У тебя тоже, наверное... офицерский. Испортим документ - провалим миссию. Тебе на дыбу хочется? Правильно башкой мотаешь. Мне тоже - не особо... А для поимки толстого этого лиходея, перечисленного здесь за глаза. Согласен?.. Вот и хорошо... Поехали, а...
Кавалькада из полутора десятков усталых измождённых мужчин понуро тронулась к полосатым рогаткам, за которыми их ожидало неясное будущее. Возможно, всё у них будет хорошо, а пока...
Две алебарды скрестились перед носорожьей мордой, едва не отчекрыжив отвислую губу ни в чём не повинной животины. Королевский всадник подал назад и перед ним, словно из-под земли вырос безоружный, улыбчивый дядечка в длиннополом одеянии, лиловой феске на кудлатой голове и странно искрящимися ярко-зелёными очами:
- Здравствуйте господа! - вкрадчиво приветствовал их чародей. - За какой надобностью вы намереваетесь пересечь рубеж нашей магической державы?
Ubi pus, ibi incisio.
Где гной, там разрез.
Оставляемый на долечивание Мурзёпа плакал. Слёзы катились из всех его шести глаз (хвост не плакал, он источал яд неудержимым водопадом), во какие - с виноградину! Ещё и рёву подпускал густого, низкого но страсть какого жалобного, добавляя в ситуацию и без того не весёлую, совсем необязательный привкус трагичности. Горгул!?. Вот это был мужчина! Кремень!! Ровно пять минут... А после, по примеру крылатого здоровилы, зашмыгал горбатиной своего носа и брызнул сыростью на пол гостиного двора. Женская часть отряда гофрировала лица и утирала глазки, то и дело жалостливо всхлипывая. Не ревел только приблудный королевский кобель. Попросту не умел, зато неотвязно крутился под ногами, мёл хвостищем полы и то и дело норовил вскочить лапами на грудь Согрона ли, Глара и обмусолить их невесёлые рожи. Пса с собой не брали. Как, собственно, и остальных Бродячих. Ватага оставалась зализывать раны. А те, кто был в состоянии держать в руках шпагу, саблю или пистолет оставались в этом захолустье в качестве охраны болезных соратников. О преследователях ничего слышно не было, но разве допустимо исключать с их стороны какую-либо подлость. Ударить по самым слабым и беззащитным - это вполне в духе господ, упрямо не желающих отцепляться от их хвоста.