Глашатай Воли Божьей всем своим видом выражал недовольство "подлостью" господина Шотса. Как он мог, безобразник этакий, пытаться ввести в заблуждение его... Его!.. Самого Брудо Клякса!? Не упомянуть такой малости, как то, что дело идёт об интересах наследника престола соседнего, дружественного королевства!! Ай-яй-яй... нехорошо. Очень нехорошо. И юноша болезный опять же в обморок кинулся... Это кстати. Грибб - юрист понимающий процедуру. Ну да это они с ним вечерком в мужском клубе, у камелька с бокальчиком вина во время разговора о проведённом деле обсудят. А пока нужно как-то проявить заботу о страдающем... Как там его?.. В документах отмечено было... Рулло? Да, Рулло... Тоже коллега по цеху. И какой талантливый! Породистое лицо столпа правосудия чуть дрогнуло, изображая строго выверенную дозу почти душевного сочувствия. Сочувствие - оно, конечно, за пределами закона, но ведь и не запрещено ни единым параграфом уложений. Он чуть повернул свою, словно из мрамора высеченную голову и слегка, почти незаметно кивнул секретарю, мол, голубчик, пошли за лекарем, только не особо поспешно. Грибб приметил перемену в отношении... Грибб расшифровал всё правильно. Грибб, ещё не дойдя до священного места, полез в карман, откуда извлёк ещё одну бумажку. Этот всё вокруг себя посыпающий мелким песочком стручок, оказался неистощим на всяческие, важные бумаженции.
Оставшиеся на своих местах генерал-капитан и иллорийцы, так и заёрзали беспокойством снедаемые, страдая от неизвестности, пытаясь сберечь обрывки нервов и тщась испепелить противную сторону сам воздух воспламеняющими взорами.
Вот в момент сей, для лекарств от сердечных хворей самый подходящий, Глашатай с кафедры и подал глас свой вовсю дарованную ему родителями и собственным опытом мощь.
- Кем!?. Кем, во гневе я вопрошаю, была составлена сия премерзкая записка?
Шотс от такой неожиданной немилости со стороны грозного судии даже в плечах как-то уже сделался.
- Не... не могу знать, - вдруг припомнились ему сами собой интонации новобранца на плацу пред грозным ликом распекающего его капрала. - Это, вон... - Шотс даже носом шмыгнул, - к нему... к генералу... то есть к лейтенанту... а, мать его! - к капитану Горазду.
- Господин Шотс! - строго произнёс судья. - Прекратите морочить голову официальному лицу, определитесь уже, наконец, с воинским званием вашего... э-э-э... коллеги.
- Да ну его к ляду! - взорвался расстроенный незаслуженной отповедью Шотс. - Пусть сам тащит сюда свою железную задницу и отчитывается в причудах Вердалии. Она его королева - не моя. Горазд, вали сюда...
Шотсу начало казаться, что плавание в мутных водах судейской казуистики не пройдёт в унылой, усыпляющей тиши. Судья-портной, чего-то сшивать начинает на суровую нитку. К тому ж от мухомора был подан недобрый намёк на дуэль. Дуэлей правильный душегуб с младых ногтей не жаловал за неоправданно высокий риск для драгоценного своего здоровья. Эх, поистощилась его мошна за долгое это странствие - не хватило серебра на местного поверенного. Жадны они, книжные сии черви. В Иллории чура в загребании монет не ведают, а здесь, в Ольхайде и вовсе оказались пугающе сквалыжны. По нужде, ей-бо по ней, пришлось ему на свои плечи взваливать ведение сутяжной волокиты. Началось всё бодренько и обнадёживающе, но вдруг засбоило и перестало вытанцовываться. "Может, бежать? - стрельнуло в холодный, циничный ум неожиданно ясное. - Ну их всех на тот великанский хрен, что на тропе валяется, зависть у горных козлов вызывая, и толстяка этого рыхлого, и генерала- неудачника. Своя-то шкура за всегда всех милее".
Шотс умело-незаметно огляделся вокруг. Охрана - да. По тому если судить, как ловко и совсем не задумываясь, они в ход железки свои пустили, ребята это серьёзные. Приговорить их, Шотсу безусловно под силу, но ведь время будет упущено, а его враги в сторонке стоять не останутся. Вон как энергично желваками поигрывают. Обиделись они на него крепко. Не ясно, правда, за какие прегрешения. Ведь если рассудить по справедливости, то лично он им ничего плохого, кроме вчинённого по закону иска, не сделал. А разве за такой пустяк потребно на человека так серчать? Далее окна... Второй этаж, оно и не высоко совсем, а для такого ловкого мужчины, каков он есть, так и вовсе чистое развлечение, но... Припомнилось тут господину Шотсу, что в Ольхайде этом, во всех позах употреблённом, юристами могут быть только мать иху маги. Так неужто они такие раззявы, что об укреплении здания суда не помыслили? Вряд ли... Значит... "Эх, чтоб меня, выходит всё по закону вершить предстоит. - Шотс не удержался - усмехнулся невесело. - Впервые в жизни по сухой букве уложений. Ирония небожителя. Господь-то у нас шутник-с, оказывается".