- А ну цыц мне, - сказал с неподдельной строгостью. - Вам, сударь мой, теперь постельный режим прописан. Пуля-то не простой оказалась...
- Отравленная?.. - обеспокоился великан.
Лекарь губы поджал и уверенно кивнул лысеющей своей головой:
- Точно так. И ежели б не ваше превосходное здоровье и выносливость, которой могли похвастаться все ваши предки, не доехали бы вы до родного дома.
Согрон откинул гривастую свою голову и мрачно глянул в потолок:
- Значит, сомнений более не осталось... На меня, именно на меня охотничек вышел, да живучесть дичи не учёл. Так-то, сыны; кто-то решил отца вашего, как секача пулей пощекотать да и затравить... хм... отравить для вящей надёжности. Омн? - обратился он к лекарю. - С отравой совладаешь?
- С божьей и вашей помощью... - старик был спокоен. - С дозировкой убийца ошибся, да и я, грешный, в ядах дока. Совладаем, сударь. Не скоро, но совладаем.
- Х-хы, не скоро... А времени-то у меня и нету... Слушайте сюда, орлы. Я старый солдат и от опасности николи не бегал, но, то ли судьба, то ли божья воля разделяют нас с вами в момент очень не простой. Друг мой... твой настоящий отец, - Согрон взъерошил длинные волосы младшего сына, - предрёк мне сегодня начало войны... Ошибся он... Война уже началась. И как бы оскорбительно не звучала для всего нашего древнего рода, кто-то посчитал нас разменной картой. Ты, Глар... Ты нужен врагам отца твоего. А мы, Согроны, им помеха. Вот они за меня первого и взялись. Своего не добились - не так-то просто вышибить вашего отца из седла, парни, - но воевать отныне нам предстоит раздельно. То мне сердце рвёт, но таковы реалии. Не перебивайте меня, - воздев руку, дворянин заставил замолчать волнующихся своих сыновей. - Слабею я... А сказать нужно... Сейчас же, ни единой секунды не медля, седлаете носорогов... Согрон, - обратил он взор на старшего, - возьми моего Гаса. Он тебя знает и слушается. Зверюга эта верная - не подведёт. Знаю, знаю, - он вдруг слабо, но лукаво усмехнулся, - ночь сегодняшнюю вы не так мечтали провести. Ну да подружкам вашим придётся в одиночестве покуковать. Дела мужские, они такими бывают - ничьей воле не подчиняются и откидывают коленца занимательные до тошнотного головокружения.
Он замолчал. На лбу обычно жизнерадостного толстяка высыпали крупные градины пота. Лекарь подсел к нему на постель и пощупал пульс на запястье. Лицо старика тут же помрачнело.
- Молодые люди... - начал он строго, но был прерван раненым...
- Сейчас... Сейчас они уйдут. Мальчики... наклонитесь... что-то ком в горле... говорить мешает. Спешите на улицу Парф. Там найдёте нотариальную контору мэтра Броха... Запомнили? Он всё объяснит... Возможно... ещё к одному крючкотвору... Го, слышали о таком? Так вот... к нему... - выдавил он из себя и вдруг захрипел, посинев лицом. Лекарь кинулся ослаблять шнуровку на его сорочке, но Согрон, усилием воли подавив приступ, оттолкнул его руку и поманил к себе Глара. - Ниже, - потребовал дворянин, когда молодой человек склонился над ним. - Я скажу тебе, кто твой отец... - и что-то горячо зашептал ему на ухо... - Понял? - внятно спросил раненый, слабо - рука отказывалась слушаться - потрепав Глара по щеке. - Ты - наследник его. И можешь стать... Можешь и больше... Потому они охоту и начали. Торопитесь, дети мои. Бог вам в помощь. Да не разделить единение ваше врагам нашим. Ступайте.
Глар и Согрон поочерёдно обняли раненого и спешно покинули комнату, стремясь не столько выполнить отцовскую волю, сколько скрыть набегающие на глаза слёзы. Такой душевной рыхлости Согрон-старший им ни за что бы, ни спустил, и благословил бы от сердца словами, кои сейчас слышать совсем не хотелось. Слышать - да, не хотелось. А вот выплеснуть их из себя мощнейшим водопадом - самое оно. И молодёжь, рано оставшаяся без материнского присмотра, и привыкшая к ядрёным отцовским словечкам, дала волю чувствам уже в коридоре, не постеснявшись присутствия там родной сестры, девицы лет семнадцати, имевшей роскошную фигуру, недалёкий ум и характер, изрядно траченный обывательской завистью. Присутствие Ларсы братьев не насторожило. Она частенько шлялась по дому, блюдя аристократическую белизну рук и маясь... э-э... душевно терзаясь, от соответствующего её пониманию благородного безделья. Забредала она порой и на отцовскую половину, делая вид, что проверяет работу горничных.