— Ин ладно, боярин. Так и быть, приму грех на душу. Приезжай в Козлов — оправим. Токмо не мни, что златом меня, старого, купил… Злато сие сыщикам. А меня, видно, иным приветишь. Давча девку у тебя видел, Фроськой кличут, в метрессишки хочу… Подари да прикажи снарядить.
Салтыков только крякнул:
— Эх, дорог ты нынче, Ларион Иваныч, да, видно, твое счастье. Дарю девку.
И, налив венгерским вином чары, продолжил:
— Ну, во здравие твое и воеводы!
Но выпить вино не успели. Послышался какой-то странный шум. Дверь распахнулась, вбежал. перепуганный дворецкий.
— Беда, боярин! Неведомые люди приехали! Сюда идут!
Салтыков, багровея, крикнул:
— Кто… кто пустить посмел?
Силой взяли. Сотни две, все конные и оружейные…
Они входили уже в горницу, сопровождаемые взволнованными дворовыми мужиками и холопами. Впереди чернобровый, средних лет казак, в бархатном кафтане, подпоясанном красным кушаком, и с запорожской кривой саблей…
— Бьем челом, боярин… Не обессудь, что во множестве.
Салтыков ворочал выпученными от страха глазами и еле пробормотал:
— Не ведаю вас… люди добрые…
Казак обжег его горячим, недобрым взглядом, сказал с насмешкой:
— Кондрат Булавин. Может, слышал?
Салтыков молча шевелил губами. Подьячий дрожал всем телом.
Кто-то из казаков произнес:
— Не пытай, Кондратий Афанасьич… Видишь, от радости языка лишились…
— Воистину так, — не помня себя, вымолвил подьячий.
— А ты что за ворона? — спросил Булавин.
— Служилый, приезжий, подневольный человек… — залепетал подьячий.
Булавин, не дослушав, повернулся к дворовым:
— Кто ведает?
— За одно они стоят, атаман, — ответил хмурый пожилой крестьянин. — Боярин, как пес, народ грызет, а дьяк сей бесчинства его покрывает…
— Ну, ежели так, заодно и спрашивать будем…
Подьячий затряс бороденкой, бросился в ноги атаману:
— Неправда… оговорили меня…
— Молчи, род гадючий! — прикрикнул Булавин и приказал: — Ведите их во двор!
А там у крыльца толпились приехавшие с Булавиным казаки и одетые в рваные зипуны и лапти крестьяне. Когда Салтыкова и подьячего вывели из дома, толпа встретила их зловещим негодующим рокотом.
Булавин, выйдя на крыльцо, крикнул:
— Эй, народ! В чем боярин ваш повинен? Кажи, не таись…
Толпа закипела. Полыхала ненависть в глазах людей. Вековые обиды жгли мужицкие сердца. Потрясая дубинами и топорами, перебивая друг друга, кричали:
— Разорил всех, замучил, изверг!
— Ходим нагие, едим хлеб гнилой!
— От работ тяжких спины согнуло!
— Никакой управы на него нет! Собаками травит!
— Ивашку батогами до смерти забил!
— Зверь он лютый! Оборони нас, атаман, все тебе верно служить станем!
Булавин слушал жалобы молча. Только губы от еле сдерживаемого гнева чуть приметно дрожали. Потом повернулся он к Салтыкову, спросил:
— Слышал вины свои, боярин?
Салтыков, собрав силы, злобно выдохнул:
— Воры, смерды подлые… не вам меня судить…
— Нам! — грозно сдвинув густые брови, перебил Булавин. — Кончилось царство ваше, тунеядцы. Возьми, народ, обидчиков и недругов своих! В воду обоих!
Толпа охнула, расступилась и словно поглотила боярина и подьячего. Булавин обратился к крестьянам и холопам:
— Ведайте, браты, что встали мы, казаки, за старые обычаи и вольности, порушенные боярами и господами. Отныне крестьянству для них не пахать и не сеять. Созывайте круг, изберите атамана, живите вольно. А кто похочет с нами погулять — всем рады. Ведайте, браты, — возвысил он голос, — ныне и запорожцы и кубанцы с нами в единомыслии, работный люд и голытьба всех рек донских поднимаются за нас, а завтра Русь вся всколыхнется. Душа моя открыта перед вами… Покуда изменников старшин, князей, дворян, прибыльщиков и подьячих не переведем, — оружия не сложим. А ежели я от намерения своего отступлюсь или корысть какую заимею, этой саблей, — выхваченная из ножен сильной и ловкой рукой, она сверкнула в воздухе, — этой саблей голову мне отсеките…
— Верим, атаман! Веди нас на Воронеж!
А между тем сгустились сумерки. Кругом зажглись костры. Казаки выводили из конюшен рысистых лошадей. Мужики тащили порезанных господских телят, кур и гусей, готовился обильный ужин. Из боярских погребов вытаскивались бочки с вином и старым хмельным медом.
Булавин довольно жмурился, подкручивал усы и беседовал приветливо с деревенскими стариками.
Появление булавинцев в Пристанском городке на Хопре, показавшееся неожиданным многим начальным людям, не было случайностью. Булавин, будучи в Запорожье, весьма тщательно обдумал план предстоящих действий, и можно лишь удивляться той дальновидности, с какою местом сбора вольницы был определен ничем как будто не приметный казачий хоперский городок.