Узнав, как обстоят дела, Хохлач заявил:
— Некрасов в Паньшином казаков сбирает, в скорых числах его не ожидай, батько Кондратий… И дюже не печалуйся. Без него обойдемся. Я тебе Азов достану.
Самоуверенность Хохлача была такой подкупающе непосредственной, что Булавин не удержался от улыбки:
— Доставай… Не запамятуй только, что там пушек побольше, чем в Саратове…
Хохлача намек на недавнюю неудачу не смутил:
— Ты, батько, меня не дразни, а ставь над походным войском атаманом, увидишь, как услужу.
Булавин решил более не медлить.
Лукьян Хохлач принял под начальство всю пешую вольницу. Над казацкой Конницей по совету Зерщикова атаманом был назначен Карп Казанкин.
5 июля походное войско двинулось под Азов.
Сам Кондратий Афанасьевич хотел отправиться с войском, но в последнюю минуту охрана обнаружила подметное письмо. Доброжелательные казаки высказывали опасение, что тайные недруги, воспользовавшись отсутствием войскового атамана, завладеют низовыми станицами. Вероятно, Зерщиков, помимо письма, воздействовал и каким-либо иным способом. Булавин так или иначе остался в Черкасске.
Защита Азова подготовлена была слабо. Губернатор Толстой знал о сборах булавинцев, но не знал точно, куда прежде всего они пойдут: на Азов, или на Троицк, или на Таганрог? Поэтому держал почти равные по численности гарнизоны во всех трех крепостях. Азовский комендант стольник Степан Киреев располагал одним конным полком Николая Васильева, четырьмя солдатскими ротами и двумя-тремя сотнями бежавших от Булавина низовых казаков. Вся надежда возлагалась на артиллерию азовских фортов и на пушки нескольких военных кораблей, стоявших близ крепости.
Булавинцы, подойдя к речке Каланче, начали переправу. Стольник Степан Киреев, узнав об этом, приказал полковнику Васильеву со всей конницей «тех воров одержать и через Каланчу не перепустить, но за умножением тех воров сдержать их было невозможно».
Отбитая с большим уроном азовская конница возвратилась в крепость. Булавинцы спокойно перебрались через речку, ночевали на другом берегу против Азова.
На следующий день пешая вольница, оттеснив слабые гарнизонные заставы, подошла к Дону, заняв азовское предместье близ Делового двора, где находились огромные склады лесных припасов. Булавинцы намеревались пробраться отсюда в Матросскую и Плотничью слободы — там ожидали их и обещали им помощь корабельные работные люди, — а оттуда идти на приступ Петровского форта.
Полковник Васильев, разгадав «воровской умысел», опешил свою конницу и завязал бой с булавинцами, но вынужден был вскоре отойти, не сдержав напора вольницы. Азовский комендант послал на помощь полковнику последние солдатские роты. Против Делового двора вновь закипела трехчасовая битва.
Два военных корабля, приблизившись по Дону к месту сражения, стояли с наведенными жерлами орудий. Стрелять не решались из опасения побить своих.
Наконец булавинцы отступили, засев за Деловым двором и лесными складами, представлявшими превосходные оборонительные укрытия. Тотчас же загрохотала артиллерия Петровского и Алексеевского фортов, одновременно ударили пушки военных кораблей. Однако сбить булавинцев не удалось, особо чувствительного урона ядра не причиняли.
Всю тяжесть происходившего сражения приняла на себя пешая вольница и камышинцы, приведенные Хохлачом. А конные донские казаки под начальством Карпа Казанкина стояли несколько в стороне, в широкой балке, ожидая своего часа. Лукьян Хохлач и Карп Казанкин уговорились, чтобы, как только стихнет артиллерийский обстрел, произвести совместными силами решительную атаку на войско полковника Васильева, заграждавшее путь в слободы, принудить азовцев к бегству, на их плечах ворваться в крепость.
Лукьян Хохлач, разумеется, не знал, что Карп Казанкин и большинство есаулов и сотников казацкой конницы принадлежат к тайным заговорщикам. Третьего дня Зерщиков, напутствуя Казанкина, сказал ему:
— От помоги ворам елико возможно уклоняйся, а за Луканькой гляди в оба… и лучше всего, ежели б случай выпал совсем его прибрать…
Когда пришло время, пешая вольница, сделав вылазку, снова схватилась с азовцами. Лукьян Хохлач видел, что силы противника заметно ослабели, и, не сомневаясь в удаче замысла, нетерпеливо поджидал казацкую конницу.