Здесь, в этом тайнике, лежат наши фамильные драгоценности. Это предметы, представляющие собой колоссальную историческую и материальную ценность. Все это не украдено, это заработано многими поколениями нашей славной семьи. Отец оставил мне все это, эмигрируя в восемнадцатом году за границу. Помимо бриллиантов, сапфиров, изумрудов, старинных золотых монет здесь уникальные рукописи Пушкина, письма Екатерина Второй к нашему прадеду, здесь же пять картин Ван Гога, которые я купил в молодости за гроши у одного мельника, будучи в Голландии. Подлинность их удостоверена экспертами ещё до революции. Я специально сделал другой тайник для отвода глаз, зная, что кто-то осведомлен о моем богатстве. Сюда же я положил эти бесценные сокровища, которые умудрился сохранить в те окаянные дни, перевезти сюда из Петербурга и сберечь для вас, моих потомков. Храни Бог тебя и твоих будущих детей. Твой отец Владимир Остерман. 18 января 1941 года.»
Долгое напряженное молчание разрезал душераздирающий крик Кирилла.
— Это она, она, сука! Сука!!! Это они с Полещуком обокрали нас! Вот она — правда! Вот для чего понадобилась вся эта комедия с похищением! Они забрали все! Они забрали все и вывезли за кордон! Они теперь живут нам на наши деньги!!!
Он упал на пол и забился в истерике.
Родители подняли его и усадили в кресло.
— Когда же это она успела все это оттуда повытащить? — поражался Владислав Николаевич.
— Наверное, прошлым летом, — тяжело дыша, говорил Кирилл. — Я уезжал в командировку в Вологду, вы были на даче, она оставалась дома одна. И Полещук был как раз тогда в Москве. Я помню, она перед этим подолгу просиживала в кабинете, рылась в бумагах, что-то читала. У неё как раз было такое странное выражение лица. Она стала расспрашивать меня про семью Остерманов, я ей стал рассказывать, думал, что ей интересно. А она, видимо, нашла какое-то письмо и список драгоценностей и рукописей, которого, кстати, нет. Ключа, кстати, тоже нет. Ключ-то они нашли, а нажать на потайную кнопку не могли, потому что этого письма они тогда не имели, оно всплыло позже. Дедушка, видимо, настолько законспирировал свой тайник, что хранил в разных местах всевозможные разгадки к доступу в этот тайник. А потом и сам позабыл, где что лежит… Короче, они отодвигали стеллаж, так же как и мы.. Вытащили, припрятали где-то, а под Новый Год устроили весь этот цирк. И, главное, не постеснялись уничтожить свидетелей, ни в чем не повинных людей, которых сами же наняли для своей аферы. Заметали все следы… Как жить после всего этого? Как воспитывать дочь?!!!
…На следующий день Нина Владимировна встала поздно и обнаружила, что Кирилла дома нет. Выглянула в окно и увидела, что он возится со своим БМВ. Вскоре он ворвался в квартиру, оживленный и веселый.
— Черт с ними со всеми, мама! — поцеловал он мать — Не принесут им наши деньги счастья… Надо жить…
Вскоре раздался телефонный звонок. Кирилл подошел, снова нахмурился, сжал кулаки.
— Это Федька, мой приятель, — сообщил он матери. — Он сказал, что полчаса назад в центре Москвы в Плотниковом переулке он видел Полещука.
— Полещука?!!!
— Да, он стоял и беседовал с каким-то подозрительным мужиком уголовного вида. Федька проезжал мимо на машине. Он уверяет, что ошибиться не мог. Хоть Полещук и изменил внешность, отпустил длинную черную бороду…
Кирилл набрал номер Управления Внутренних дел и сообщил Николаеву о появлении Полещука. А на следующий день к Николаеву поехала Нина Владимировна и рассказала историю с тайником Остермана. И только в самом конце упомянула о разговоре с Митей.
— Эх, Нина Владимировна…, — с упреком в голосе сказал Николаев. — Об этом-то как раз надо было сообщить мне немедленно. Дайте мне его номер телефона.
Он набрал номер. Никто не подходил.
Павел Николаевич вызвал машину и поехал в Медведково, где жил Митя. Дверь никто не открыл. Тогда он поехал к Юркову, хозяину того самого дома в Жучках. Дома оказался старик-отец.
— Вы знаете Мызина Дмитрия Ивановича? — спросил Николаев.
— Мызина-то? Митьку? А как же мне его не знать? Кореша они с моим сыном Санькой. А он-то здесь при чем?
— Не знаю. Хочу вот узнать. Где работает Мызин?
— Работал слесарем в ЖЭКе, потом перевели в дворники. Пьет, как лошадь. И моего с пути сбивает…
Николаев получил санкцию на арест Мызина и обыск в его квартире. Когда была взломана его дверь, обнаружили валявшийся в кухне в луже крови труп хозяина с проломленной тяжелым предметом головой.
В тот же день поступило сообщение о том, что на пустыре около станции Лосиноостровская был найден труп мужчины примерно пятидесятилетнего возраста, убитого, видимо, накануне. Его легко опознали, так как он жил в соседнем доме. Это был Александр Иванович Юрков. Он был убит тяжелым предметом, видимо, топором, ударом сзади, точно так же как и Мызин. Только удар был нанесен с ещё большей силой. Голова Юркова была буквально раскроена пополам.
Кассирша на станции Лосиноостровская сообщила, что рано утром на станции толкался какой-то чернобородый, темноволосый мужчина. Он очень нервничал и суетился, несколько раз переспрашивал её, когда пойдет в Москву электричка. А сосед Мызина рассказал, что утром, когда он гулял с собакой, то столкнулся в дверях с бородатым мужчиной, который похвалил его собаку. Это было именно в то время, когда, по заключению эксперта и был убит Мызин.
Поиски Полещука в Москве не дали никакого результата. Его родители о нем ничего не знали и встретили Николаева довольно агрессивно. Так же неласково приняла его в Ясенево и мать Лены Вера Георгиевна.
— У меня давно уже пропала дочь, — сказала она. — Уже шесть лет назад. Ее украл у меня этот маменькин сынок Кирюша. После того, как она вышла за него замуж, она фактически перестал быть моей дочерью. Она стала чужим холодным человеком. Я её не узнавала. Я побывала в роли бедной родственницы на их шикарной свадьбе, потом мы иногда встречались. Когда Кирилл работал преподавателем в институте, в Лене ещё было что-то человеческое. Но после того, как он стал, так называемым, бизнесменом, к ней стало невозможно подойти. Холодная высокомерная дама… Мне даже трудно было представить, что это моя дочь Леночка, которую я растила одна, лечила от детских болезней, водила в школу, на музыку, на фигурное катание. Я как-то попросила у неё взаймы, она дала. Но с каким видом, видели бы вы! Я после этого никогда больше не просила у нее, хотя они, видимо, получали в день значительно больше, чем я в месяц… А что касается дела… Появится здесь — сообщу… Но не верю, что она замешана в преступлении…
…Недоверие Николаева к Кириллу Воропаеву возникло практически сразу — при первом знакомстве в Новогоднюю ночь. Все его поведение казалось совершенно неестественным. Потом его утреннее исчезновение, появление с Викой, какие-то загадочные разговоры о том, что он не может сказать, откуда взял деньги на выкуп Вики. А теперь страшная смерть Мити Мызина и Саши Юркова. Откуда мог знать этих людей Полещук? Зато Кирилл мог быть отлично знаком с сыном их старой домработницы… И как только мать догадалась о доме в Жучках, так… Сразу появился на горизонте Полещук, а потом… два трупа. Подстроено лихо, но топорно. Но где же, однако, Полещук? А, может быть, тоже?
Он решил поподробнее поговорить с Ниной Владимировной, вызвав её к себе в Управление.
— И как же собирается Кирилл жить дальше? — спросил Николаев.
— Он собирается продать квартиру, — неожиданно резко заявила она. — У нас есть ещё одна квартира, плюс дача, в которой можно жить круглый год. Мы с мужем работаем и получаем очень неплохие деньги. А насколько вы могли заметить, будучи у нас на Тверской, у нас очень дорогая квартира. На такие деньги можно жить долго и безбедно… Согласны, Павел Николаевич?
Николаев понял, что слишком резко начал. Ему стало досадно на свою неловкость.
— А в последние дни Кирилл постоянно был дома? — вдруг произнес Николаев и подумал, что опять совершил ошибку.